возмущением покидало мою контору, ведь здесь им рассказывали о таком способе путешествия во времени, который нельзя ни изучить, ни оспорить, потому что в магию можно либо верить, либо нет. Встречались, правда, и такие, кому мои объяснения казались вполне убедительными, — например, ваш коллега, писатель Артур Конан Дойл. Создатель непогрешимого Шерлока Холмса стал одним из самых преданных моих защитников. Возможно, вы читали хоть одну из многих его статей, написанных в поддержку моего детища.
— Кажется, Дойл верит даже в фей, — не без издевки заметил Уэллс.
— Не исключаю. Все мы можем верить какой-нибудь выдумке, если она выглядит достаточно правдоподобной. И признаюсь, что когда меня время от времени посещают наши зараженные скепсисом ученые мужи, это не только не досаждает мне, но скорее доставляет удовольствие. На самом деле без них я скучаю: где еще я найду столь внимательную публику? Боже, с каким наслаждением я снова и снова повествовал им о похождениях Оливера Трамеквэна! Вы ведь догадались, что таким скрытым образом я отдавал дань уважения столь обожаемому мной Генри Райдеру Хаггарду, автору романа «Копи царя Соломона». На самом деле Трамеквэн — это анаграмма Кватермэна, самого известного из его героев, который…
— Но неужели ни один из этих ученых не пожелал взглянуть… на отверстие? — спросил Уэллс, все еще не хотевший признать, что дело объяснялось так просто.
— Еще бы они не пожелали! Большинство даже отказывалось уходить, пока я не покажу им окно. Но и это я предусмотрел. Инстинкт самосохранения подсказал мне выход: был изготовлен огромный ящик, обитый железом, в точности такой, какой фигурировал в моей истории и где, разумеется, хранилось магическое окно, ведущее в другие измерения. Любопытствующих я подводил к ящику и предлагал проникнуть внутрь, предупредив, что затем буду вынужден запереть за ними дверь, потому что ящик служил и еще одной цели: он не позволял свирепым драконам, населяющим четвертое измерение, вырваться в наш мир. Вы думаете, хоть один рискнул туда войти?
— Думаю, нет, — ответил Уэллс, признавая свое поражение.
— Вы угадали, — похвалил его Мюррей. — На самом деле ящик совершенно пуст, там нет ничего, кроме наших потаенных страхов. Не слишком поэтично, верно?
Писатель кивнул, чувствуя досаду и оторопь от сознания, насколько наивны окружающие их люди. Но больше всего его поразила трусость ученых, которые ни за что не согласились бы рискнуть жизнью ради научного эксперимента.
— Вот так, мистер Уэллс, я и вожу своих клиентов в будущее. Дебютная экспедиция прошла с полным успехом, — похвастался предприниматель. — И поверьте: я же первый и удивился тому, насколько хорошо сработала эта выдумка. Но, как я уже сказал, человек видит только то, что желает видеть. Однако радовался я недолго. Через несколько дней меня призвала к себе королева. Да-да, ее величество лично пожелала видеть меня в своем дворце. Не стану врать, я приготовился понести суровое и заслуженное наказание, но, представьте, ее величество преследовала совсем иную цель: она хотела, чтобы я организовал для нее лично путешествие в двухтысячный год.
Уэллс смотрел на него разинув рот.
— Да, королева и ее двор мечтали увидеть войну будущего, о которой говорил весь Лондон. Вы понимаете, что желание это отнюдь не привело меня в восторг, и не только потому, что я должен был организовать представление бесплатно. Кроме того, учитывая уровень гостей, надлежало провести все без сучка и задоринки, то есть с максимальным правдоподобием. К счастью, трюк удался на славу. Пожалуй, это был наш лучший спектакль. Достаточно было взглянуть на печальное лицо королевы, когда она созерцала развалины Лондона. На следующий день она опять пригласила меня во дворец. Я испугался: неужели они все же сумели разгадать обман? Но нет, я чуть не потерял дар речи от изумления, когда понял, что ее величество решила щедро наградить меня, чтобы я имел средства для продолжения своих исследований. Не бойтесь, вы не ослышались, королева и вправду была готова способствовать своими деньгами тому, чтобы я и впредь обманывал ее подданных. Я должен был изучить другие окна и разработать новые временн
— Наверное, потому что атаки ужасных драконов затягивают работы, — ответил писатель, не скрывая отвращения.
— Именно! — подтвердил Мюррей с широкой улыбкой. — Вы, мистер Уэллс, как я вижу, начинаете разбираться в правилах игры.
Писателя шутка не развеселила. Он внимательно смотрел на собаку, которая отстала от них на несколько метров и что-то откапывала среди обломков.
— Итак, ее величество поверила в эту авантюру, что не только наполнило мой карман деньгами, но разом избавило меня от всех тревог. С тех пор мне нет дела до писем ученых, которые регулярно появляются в газетах и где меня называют обманщиком, хотя на них уже давно никто не обращает внимания. Даже тот негодяй, что мазал фасад моей конторы навозом, раздражал меня больше, чем они. Если говорить честно, остался только один человек, способный разоблачить меня, и это вы, мистер Уэллс. Но по моим прикидкам выходило, что коли вы не сделали этого до сих пор, то не сделаете и впредь. Ваше поведение по-настоящему восхищало меня — только настоящий джентльмен умеет с достоинством признать, что проиграл партию.
Мюррей возобновил прогулку, кивком головы приглашая Уэллса следовать за ним. Они молча покинули площадь и двинулись вперед по одной из улиц, со всех сторон окруженной развалинами.
— А вы не задумывались о том, что на самом деле лежит в основе всего этого, мистер Уэллс? — поинтересовался предприниматель. — Только вообразите себе: если бы я не называл это настоящим двухтысячным годом, а объявил бы, что показываю театральное представление, что я поставил на сцене пьесу, ранее написанную мною самим, то я не совершил бы никакого преступления. И многие явились бы посмотреть ее. Но, уверяю вас, никто из зрителей, вернувшись домой, не почувствовал бы в себе что-то особое, не стал бы глядеть на мир под новым углом. На самом деле я всего лишь заставляю их мечтать. Ну разве не печально, что меня как раз за это могут подвергнуть наказанию?
— Хорошо бы поинтересоваться у ваших клиентов, согласились бы они или нет заплатить ту же сумму за театральное зрелище, — ответил писатель.
— Тут вы ошибаетесь, мистер Уэллс. В действительности спрашивать их надо было бы о другом: о том, предпочли бы они узнать, что их надули, и получить назад свои деньги, или они хотели бы до конца жизни верить, будто побывали в двухтысячном году. Вот как надо формулировать вопрос. И уверяю вас, большинство предпочло бы не знать об обмане. Разве не бывает обманов, которые делают жизнь прекраснее?
Уэллс вздохнул, но он все еще не желал признать, что по сути Гиллиам прав. Судя по всему, его современникам легче было поверить, что они живут в эпоху, когда наука так или иначе способна перенести их в 2000 год, чем знать, что им никогда не вырваться из своего века.
— Вспомните, например, юного Харрингтона, — сказал Мюррей с недоброй улыбкой. — Вы его еще не забыли? Если не ошибаюсь, он до сих пор жив и здоров — исключительно благодаря обману. Обману, в котором и вам случилось поучаствовать.
Уэллс хотел было возразить, что обман обману рознь, но предприниматель не дал ему и рта раскрыть, задав новый вопрос:
— А вы знаете, что машину времени, эту столь милую вашему сердцу игрушку, которую вы храните на чердаке, построил я?
На сей раз Уэллс не мог скрыть изумления.
— Да, я сделал это по заказу Чарльза Уинслоу, кузена несчастного мистера Харрингтона, — признался Мюррей, явно наслаждаясь реакцией Уэллса. — Мистер Уинслоу участвовал в нашей второй
