Комитет бдительности Уайтчепела, и только благодаря этому свидетелю, который постарался сохранить свое имя в секрете, удалось выйти на след Джека Потрошителя, чего не должно было случиться. Если бы в дело не вмешался пришелец из будущего, после убийства проститутки, совершенного седьмого ноября тысяча восемьсот восемьдесят восьмого года, Брайан Риз, матрос, известный как Джек Потрошитель, сел бы на корабль и отправился бы на нем в Карибское море, как это и предполагалось. Там он продолжил бы свои кровавые преступления, убив несколько человек в Манагуа, но расстояние помешало бы связать их с убийствами проституток в Ист-Энде, поэтому в историческом плане Джек Потрошитель исчез бы с карты и личность его осталась бы тайной. И этой тайне суждено было стать одной из самых знаменитых в мире — вокруг нее пролилось бы не меньше чернил, чем пролил крови нож злодея. Это дело превратилось бы в излюбленную забаву исследователей и детективов следующего века, и они стали бы рыться в архивах Скотленд-Ярда, и каждый мечтал бы первым придать конкретное лицо этой тени, которую время превратило в чудовищный миф. Наверное, вас удивит, что некоторые расследования приведут непосредственно к королевскому дому. По всей видимости, много у кого могли найтись причины, чтобы выпустить кишки нескольким проституткам. Но в данном случае народное воображение превзошло реальность. Кажется, пришелец, изменивший ход событий, не мог побороть искушения узнать, кем же было на самом деле это чудовище. Но подмену никто не заметил — благодаря все тому же эффекту волн. Правда, ее очень легко ликвидировать. Достаточно попасть в ночь седьмого ноября и помешать пришельцу связаться с Комитетом бдительности Уайтчепела, возглавляемым Джорджем Ласком, — и правильный ход Истории восстановится. Вряд ли вам придется по душе то, что я намерен сделать, но это мой долг, поскольку, как я уже сказал, любое воздействие на прошлое — преступление.
— Но не значит ли это, что мы находимся в некоем… параллельном мире? — спросил Уэллс.
Маркус посмотрел на него с удивлением, но потом кивнул:
— Вы правы, мистер Уэллс.
— Что это еще, черт возьми, за параллельный мир? — взорвался Стокер.
— Речь идет о понятии, которое не приживется до будущего века, пока путешествия во времени останутся всего лишь фантазией писателей и физиков, — пояснил пришелец, все еще недоверчиво поглядывая на Уэллса. — Можно сказать, что параллельные миры — это способ избежать временных парадоксов, которые могли бы возникнуть, когда прошлое оказывается незащищенным. Представьте такую ситуацию, к примеру: некто попадает в прошлое и убивает свою собственную бабушку, прежде чем она производит на свет его мать…
— Тогда он не родится, — поспешно вставил Джеймс.
— Если только эта бабушка и впрямь была его родной бабушкой, матерью его матери. В ином случае получился бы весьма забавный способ узнать, что ту удочерили, — пошутил Стокер.
Пришелец не обратил внимания на комментарий ирландца и продолжил свое объяснение:
— Но если ему не довелось родиться, то как же он смог бы убить свою бабушку? Единственный способ разрешить сей парадокс многие физики моей эпохи видели в следующей теории: если изменения прошлого носят переломный характер, они порождают параллельные миры. В таком параллельном мире, убив свою бабушку, преступник не исчезнет, что было бы логично, а будет продолжать жить — но уже в иной реальности, ответвившейся от древа того, что считалось его родным миром, в тот самый миг, как он нажал на курок, порушив судьбу бабушки. Но это всего лишь недоказуемая теория, ведь единственный способ убедиться, породили или нет воздействия на прошлое параллельные миры, — свериться с копией оригинального мира, как я вам уже объяснял. Если бы таковой не существовало, я бы сейчас не находился здесь и не рассуждал бы о загадке личности Джека Потрошителя, потому что никакой загадки попросту не было бы.
Уэллс молча кивнул, в то время как Стокер и Джеймс растерянно переглядывались.
— А теперь следуйте за мной, джентльмены. Я покажу вам то, что многое должно разъяснить.
XXXIX
По-прежнему радостно улыбаясь, пришелец начал подниматься по лестнице. После мгновенных колебаний гости последовали за ним. Шествие завершали телохранители. Когда все достигли второго этажа, Маркус провел их в комнату, где целую стену занимали книжные шкафы, наполненные пыльными томами, еще там имелись пара никудышных стульев и убогое ложе. Уэллс не мог отделаться от вопроса: неужели на этом ложе провели ночь сэр Роберт Уорбойс, лорд Литтлтон и прочие идиоты, рискнувшие бросить вызов привидению? Но он не успел как следует рассмотреть изножье кровати и поискать следы от пуль. Маркус, не дав им опомниться, нажал на какую-то кнопку в стене, и книжные шкафы разъехались в стороны, образовав проход, за которым располагалось довольно просторное помещение.
Пришелец подождал, пока его телохранители, которые двигались в темноте с ловкостью кошек, зажгут там лампы, и, когда комната осветилась, пригласил писателей войти в нее. Джеймс и Стокер замерли в нерешительности, Уэллс же действовал смелее: он, хоть и не без опаски, сразу перешагнул порог таинственного помещения и увидел два больших дубовых стола, заваленных книгами, исписанными тетрадями и газетами. Вне всякого сомнения, по ним пришелец изучал физиономию века, охотясь за возможными беспорядками. В глубине же комнаты находилось то, что сразу приковало к себе внимание Уэллса. Что-то вроде толстой паутины, сплетенной из разноцветных веревок, к которым были прикреплены газетные вырезки. Джеймс и Стокер также уставились на странную конструкцию. Пришелец направился прямо к ней, кивком предлагая им следовать за ним.
— Что это? — спросил Уэллс.
Маркус улыбнулся с неподдельной гордостью.
— Карта времени, — ответил он.
Писатель посмотрел на него с нескрываемым удивлением, а затем снова, уже более внимательно, стал рассматривать фигуру, образованную переплетенными между собой веревками. Если издали ему показалось, что она имеет форму паутины, то теперь он убедился, что она больше напоминает елку или рыбий хребет. Белая веревка, натянутая примерно на полутораметровой высоте над полом, шла через всю комнату, от стены до стены. Она являлась направляющей. Веревки зеленого и синего цвета отходили от белой и заканчивались у других стен, крепясь там гвоздями. И все веревки, как главная, так и второстепенные, были увешаны вырезками из газет. Наклонив голову, Уэллс рискнул пройти между ними, с любопытством разбирая заголовки выбранных для такой развески сообщений. Джеймс и Стокер нырнули за ним, как только убедились, что Маркус не имеет ничего против.
— Белая веревка, — принялся объяснять тот, — это мир, каким он был изначально, то есть до того, как путешественники во времени начали изменять прошлое. Мир, который я призван защищать.
Уэллс заметил на одном конце белой веревки фотографию, от которой исходило легчайшее сияние. Как ни странно, она была цветной, и на ней изображалось величественное здание из камня и стекла под абсолютно чистым голубым небом. Вне всякого сомнения, это была Библиотека правды. На другом конце белой веревки помещалась вырезка с сообщением о закрытии Плана реставрации и принятии закона, запрещающего изменять прошлое. Между ними по всей ее длине висело множество вырезок, свидетельствующих о всякого рода важных событиях. Кое-какие из них были Уэллсу знакомы, некоторые случились в его времена, как, скажем, индийское восстание или Кровавое воскресенье,[17] но по мере углубления в будущее заголовки делались все более загадочными или попросту невразумительными. Уэллс почувствовал головокружение, поняв, что читает описание событий, которые еще не произошли и которые в большинстве своем как на подбор носят катастрофический характер.
Прервав осмотр, Уэллс оглянулся на коллег, чтобы проверить, испытывают ли и они ту же смесь священного трепета и страха. Стокер, словно загипнотизированный, не мог оторваться от одной из вырезок. Джеймс, бросив на карту беглый взгляд, тотчас всем своим видом изобразил презрение и, кажется, потерял к ней всякий интерес, как будто будущее представилось ему не столько мрачным и непонятным, сколько куда менее поддающимся контролю, чем выпавшая им на долю реальность, в которой он научился плавать как рыба в воде. Судя по всему, американец почувствовал огромное облегчение от сознания, что смерть избавит