— Знаю, — сказал я. — Националисты.
— Молодец! — сказал Мустафа. — И знаешь, о чем мы заботимся?
— О борьбе за нацию и прочем!
— Что значит «прочее», ты?!
— Наверное, он не турок! — сказал Сердар.
— Отвечай, ты — турок, родители твои — турки?
— Турок!
— А это что такое? — Сердар показал на пластинку, забытую Джейлян, и прочитал по слогам: — «Best of Elvis».
— Пластинка вроде бы, — ответил я.
— Не умничай, а то врежу! — пригрозил Сердар. — Что делает пластинка этого гомика в машине турка?
— Я его не люблю, — сказал я. — Эту пластинку сестра забыла.
— То есть ты на дискотеки и всякое такое не ходишь? — спросил Сердар.
— Очень мало!
— Ты против коммунизма? — спросил Мустафа.
— Против!
— А почему ты против?
— Ты же знаешь…
— Не-е-е. Я ничего не знаю. Ты нам расскажешь, а мы узнаем.
— Наверное, этот парень очень стеснительный, — сказал Сердар. — Молчит.
— Ты трус? — спросил Мустафа.
— Не думаю.
— Надо же, он не думает! — сказал Мустафа. — Умник! Если ты не трус, то почему не борешься с коммунистами, которых ты не любишь?
— Удобного случая не представилось, — сказал я. — Вы — мои первые знакомые националисты.
— Ну, и как мы тебе? — спросил Сердар. — Понравились?
— Понравились.
— Значит, ты из наших! Значит, завтра вечером тебя взять с нами?
— Конечно возьмите!
— Заткнись, трус лживый! Как только вырвешься, сразу в полицию побежишь, правда?
— Успокойся, Сердар, — произнес Мустафа. — Он неплохой парень. Смотри, он сейчас купит у нас приглашений!
— Мы устраиваем вечер в Выставочном дворце спорта. Придешь? — спросил Сердар.
— Приду! — сказал я. — Сколько стоит билет?
— Тебе разве кто-то говорил о деньгах?
— Ладно. Сердар! Раз он хочет купить, то пусть платит! Будет нам финансовая поддержка!
Сердар очень вежливо спросил:
— Сколько штук желаете, сударь?
— На пятьсот лир.
И торопливо стал вытаскивать из кошелька пятьсот лир.
— Не из змеиной ли кожи у тебя кошелек? — поинтересовался Мустафа.
— Нет! — волнуясь, я протянул Сердару пятьсот лир. Деньги он не взял.
— Можно я посмотрю на змеиную кожу?
— Я сказал, это не змеиная кожа!
— Ну, дай посмотреть кошелек!
И я отдал ему кошелек с деньгами, накопленными за целый месяц работы в летний зной.
— Молодец! — сказал Сердар. — Кошелек все-таки не из змеиной кожи, ты нас сбил с толку.
— Дай-ка я посмотрю, я в этом разбираюсь, — сказал Мустафа. Он взял кошелек, раскрыл его. — Тебе нужна эта телефонная книжка? Нет!.. Смотри-ка, сколько у тебя знакомых, все с телефонами! Тому, у кого столько знакомых, не нужно носить с собой паспорт, чтобы представляться, так что паспорт я твой забираю… Ух ты! Целых двенадцать тысяч лир! Это твой отец тебе столько денег дает?
— Нет, я сам заработал, — ответил я. — Даю уроки английского и математики.
— Слышишь, Шакал? Как раз для тебя! — сказал Сердар. — А его поучишь? Бесплатно, естественно…
— Поучу, — сказал я и тогда узнал Хасана — кого они называли Шакалом…
— Молодец! — сказал Мустафа. — Я-то уже понял, что ты — хороший парень. На эти двенадцать тысяч лир ты можешь купить ровно двадцать четыре приглашения. Раздашь друзьям.
— Оставьте мне хотя бы тысячу, — попросил я.
— Ты нам начинаешь действовать на нервы! — прикрикнул Сердар.
— Да нет, он не жалуется! Ты ведь нам сам отдаешь эти двенадцать тысяч лир, правда? — сказал Мустафа.
— Тебе говорят, ты, урод лохматый!
— Хватит, Сердар! Не расстраивай парня!
— А что это за тетрадь такая? — Сердар взял тетрадь Фарука с заднего сиденья и стал читать: — «Деревня доходом в семнадцать тысяч акче, в окрестностях Гебзе, которая прежде принадлежала сипахи Али, а потом была отдана Хабибу, потому что Али не пошел в поход…» Что это такое, читать невозможно! «…Жалоба Вели на Махмута, не сумевшего выплатить стоимость купленного мула…»
— Что это такое? — спросил Мустафа.
— Мой старший брат — историк, — ответил я.
— Бедный! — сказал Сердар.
— Ну все, пойдем, дождь кончается! — сказал Мустафа.
— Хотя бы паспорт отдайте, — попросил я.
— Что значит «хотя бы», а?! — разозлился Сердар. — Мы что. тебе что-то плохое сделали? Отвечай!
Он заглянул в машину, пытаясь найти, что бы действительно сделать плохого, и тут увидел пластинку «Best of Elvis».
— Ее я тоже забираю! — сказал он, прихватив и тетрадь Фарука. — В следующий раз будешь ездить медленно, а людей не будешь считать прислугами твоего отца! Бесчестный подлец!
Он хлопнул дверью, и они ушли. Увидев, что они уже далеко, я вышел из машины и продолжил толкать «анадол» вверх, на холм.
26
— Хорошо мы проучили этого бедолагу! — сказал Сердар.
— Ты перегибаешь палку, — сказал Мустафа. — А если он пойдет в полицию?
— Не пойдет, — ответил Сердар. — Ты что, не видел, что он — трус?
— А зачем ты забрал у него эту тетрадь с пластинкой? — спросил Мустафа.
И тогда я заметил, что вместе с пластинкой, забытой тобой в машине, Сердар взял и тетрадь Фарука. Мы пришли в Нижний квартал, и тогда он остановился под фонарем рассмотреть обложку пластинки.
— Я взял потому, что меня взбесило, что он считает всех Прислугой своего отца! — сказал он.
— Ну и зря, — сказал Мустафа. — Напрасно только его разозлил.
— Если хотите, — вмешался я, — дайте мне пластинку, а я отнесу ему обратно.
— Ей-богу, у этого парня не все дома! — сказал Сердар.
— Та-а-ак, — угрожающе протянул Мустафа. — Ты больше не будешь называть Хасана придурком, шакалом или чем-то подобным при посторонних.
Сердар замолчал. Мы молча шли вниз с холма. Я подумал, что на двенадцать тысяч лир, которые
