и заплакал.
Рука Ипек, гладившая его волосы, заставила его заплакать еще сильнее. Но в душе у него был покой, как бывает у людей, которые решили, что вообще никогда не будут счастливы, и чувство потери смягчилось. Ипек легла на кровать и прижалась к нему. Какое-то время они плакали вместе, и это привязало их друг к другу еще сильнее.
В темноте комнаты, отвечая на вопросы Ка, Ипек все рассказала. Она сказала, что во всем виноват Мухтар: он не остановился на том, что пригласил Ладживерта в Карс и с почестями принимал его в доме, он захотел, чтобы политический исламист убедился в том, каким чудесным созданием была его жена. Кроме того, в те времена Мухтар очень плохо относился к Ипек, обвинял ее в том, что у них не было детей. Ка понимал, что в красноречивом Ладживерте было много такого, что могло привлечь несчастливую женщину и вскружить ей голову. Ипек очень старалась не попасть в положение дурной женщины, после того как завязались их отношения! Она хотела, чтобы Мухтар, которого она очень любила и которого вовсе не хотела расстраивать, ничего не заметил. И очень хотела избавиться от постепенно разгоравшейся любви. Прежде всего Ладживерта делало привлекательным его превосходство над Мухтаром; когда Мухтар начинал бессвязный разговор на темы, которых не знал, Ипек его стыдилась. Когда Ладживерта не было, Мухтар постоянно хвалил Ладживерта, говорил, что ему нужно чаще приезжать в Карс, и ругал Ипек, требуя, чтобы она обращалась с гостем как можно лучше и душевнее. Мухтар не замечал ничего и когда они вместе с Кадифе переехали в другой дом; и так как З. Демиркол и ему подобные ему все еще ничего не сказали, он ничего не замечал. Смышленая Кадифе поняла все уже в первые два дня, как только приехала в Карс, и примкнула к девушкам в платках только для того, чтобы быть поближе к Ладживерту. Ипек чувствовала, что Кадифе испытывает интерес к Ладживерту только из-за своей зависти, свойственной ей с детства. Увидев, что Ладживерту нравится внимание Кадифе, Ипек охладела к нему, думая, что, если Ладживерт заинтересуется Кадифе, она от него избавится, а после того, как приехал отец, ей удавалось держаться от него подальше. Может быть, Ка и поверил бы в этот рассказ, который толковал связь Ладживерта и Ипек, как прошлую ошибку, но Ипек, в какой-то момент забывшись, с воодушевлением сказала: 'На самом деле Ладживерт любит меня, а не Кадифе!' После этих слов, которые Ка так не хотелось слышать, он спросил, что она сейчас думает об этом «мерзавце». Ипек ответила, что теперь не хочет говорить на эту тему, все осталось в прошлом, и она хочет поехать с Ка в Германию. Тогда Ка напомнил Ипек, что она разговаривала с Ладживертом по телефону в его последний приезд, а Ипек возразила, что такого разговора не было, что Ладживерт обладает достаточным опытом, чтобы понимать, что, если он позвонит, станет известно, где он скрывается.
— Мы никогда не будем счастливы! — произнес Ка.
— Нет, мы уедем во Франкфурт и там будем счастливы! — сказала Ипек, обнимая его. По словам Ипек, Ка в тот момент поверил ее словам, но потом опять заплакал.
Ипек сильно прижалась к нему, и они стали плакать вместе. Впоследствии Ка напишет, что, возможно, именно тогда Ипек впервые в жизни открыла для себя, насколько это больно и в то же время приятно — плакать обнявшись, пребывая где-то между поражением и началом новой жизни, там, где еще царит неопределенность. Он полюбил ее еще больше за то, что они могут вот так плакать, прижавшись друг к другу. Ка плакал, изо всех сил прижавшись к Ипек, но какая-то часть его внимания сосредоточилась на попытке определить дальнейшее развитие отношений, интуитивно он прислушивался к звукам, доносившимся из отеля и с улицы. Было около шести: печать завтрашнего номера городской газеты «Граница» была завершена, снегоуборочные машины рьяно принялись за дело, чтобы расчистить дорогу на Сарыкамыш, а Кадифе, которую Фунда Эсер мило усадила в военный грузовик и увезла в Национальный театр, начала репетировать с Сунаем.
Только спустя полчаса Ка смог сказать Ипек, что у Ладживерта есть для Кадифе сообщение. Какое-то время они плакали, обнявшись, и попытки Ка заняться любовью были неудачны из-за приступов страха, нерешительности и ревности. Потом он начал расспрашивать у Ипек, когда она последний раз видела Ладживерта, навязчиво повторять, что, видимо, она каждый день тайно разговаривала и встречалась с ним, что она каждый день занималась с ним любовью. Впоследствии Ка предстояло вспомнить, что Ипек на эти утверждения и вопросы вначале отвечала с гневом, что ей не верят, но затем повела себя нежнее, приняв во внимание не логический смысл слов Ка, а уловив его эмоциональное состояние, то, что он, с одной стороны, получал удовольствие от этой нежности, а с другой, ему нравилось мучить Ипек такими вопросами и утверждениями. Ка, который последние четыре года своей жизни проведет очень много времени, раскаиваясь и обвиняя себя, впоследствии признается себе, что всю жизнь использовал склонность причинять боль словами для измерения силы любви тех, кто его любил. Навязчиво утверждая, что Ипек любит Ладживерта, и спрашивая, хочет ли она на самом деле быть с ним, Ка по сути интересовало не то, что ответит Ипек, а насколько у нее хватит терпения.
— Ты своими вопросами наказываешь меня за то, что у меня были с ним отношения! — сказала Ипек.
— Tы хочешь быть со мной, чтобы забыть его! — сказал Ка и по лицу Ипек с ужасом увидел, что это правда, но не заплакал. Он почувствовал, что стал сильнее морально, возможно, оттого, что слишком долго плакал. — Есть сообщение для Кадифе оттуда, где спрятался Ладживерт, — сказал он. — Он хочет, чтобы Кадифе отказалась от слова, которое дала, чтобы она не выходила на сцену и не открывала голову. Он настаивал.
— Давай не скажем этого Кадифе, — сказала Ипек.
— Почему?
— Потому что в этом случае Сунай не перестанет нас охранять и так будет лучше для Кадифе. Я хочу отдалить мою сестру от Ладживерта.
— Нет, — сказал Ка. — Ты хочешь, чтобы они поссорились. — Он видел, что ревность все больше роняет его в глазах Ипек, но все равно не мог сдержаться.
— Я давно прекратила всякие отношения с Ладживертом.
Ка подумал, что хвастливый тон в словах Ипек не был искренним. Но он сдержался и решил не говорить ей об этом. Но спустя некоторое время заметил, что говорит даже это, уставившись из окна на улицу. Ка еще больше огорчился от того, что понимал, что поступает вопреки себе, не котролируя свою ревность и гнев. Он мог бы заплакать, но его особенно занимало то, что ответит Ипек.
— Да, когда-то я была в него очень влюблена, — сказала Ипек. — Но сейчас почти все прошло, со мной все в порядке. Я хочу поехать с тобой во Франкфурт.
— Что значит — ты была в него очень влюблена?
— Я была сильно влюблена, — сказала Ипек и с решимостью замолчала.
— Расскажи, как сильно ты была в него влюблена. Ка почувствовал, что, утратив хладнокровие, она колеблется, сказать правду или утешить его, разделить его любовную боль или расстроить еще больше, как он того заслуживал.
— Я любила его так, как никого не любила, — сказала Ипек, отводя глаза.
— Возможно, потому, что ты не знала никого, кроме своего мужа, Мухтара, — сказал Ка.
Он раскаялся, как только произнес эти слова. И не только потому, что знал, что обидит ее, но потому, что предчувствовал, насколько резко ответит Ипек.
— Возможно, в жизни у меня не было большой возможности сближаться с мужчинами, потому что я — турчанка. Ты, должно быть, в Европе познакомился со многими свободными девушками. Я не спрашиваю тебя ни об одной из них. Полагаю, что это они научили тебя расспрашивать о бывших возлюбленных.
— Я турок, — сказал Ка.
— Такие утверждения обычно используют как предлог или пытаясь оправдать плохой поступок.
— Поэтому я вернусь во Франкфурт, — сказал Ка, не веря в то, что сказал.
— Я поеду с тобой, и там мы будем счастливы.
— Ты хочешь уехать во Франкфурт, чтобы забыть его.. — Я чувствую, что, если мы сможем вместе уехать во
Франкфурт, спустя какое-то время я полюблю тебя. Я не похожа на тебя; я не могу полюбить кого-то за два дня. Если ты будешь терпелив ко мне и не будешь разбивать мне сердце своей турецкой ревностью, я буду очень тебя любить.
— Но сейчас ты меня не любишь, — сказал Ка. — Ты все еще любишь Ладживерта. Что делает его
