«Спортсмены» заметили маленького смуглого мужичка с берданкой и худого лопоухого паренька, вооружённого фотоаппаратом.
– Что за клоуны? – спросил Костыль.
– Рыбнадзор, блин, – гоготнул Жила.
– Без шухера, – сказал Граф, промокая тряпкой красные глаза. – Мы типа туристы? Вот и отдыхаем. А если кто помешает, обидимся. Лучше палатку просушили бы, халявщики.
Костыль и Жила занялись палаткой.
– А, кстати! Мне сегодня братва звонила, пока вы за дровами бегали, передала печальную новость. Я вам говорил? – Граф подкинул в огонь веток.
– Не-а.
– Тогда говорю. Ваньке-то вчера не повезло, да… Насмерть.
– Как? Где?
– Да на дискотеку, не под нами которая, пришёл, а там, значит, какие-то на голову отмороженные хлопцы стоят…
– И что?
– Ну, и ухлопали его, да…
– Вот беспредел, – процедил сквозь зубы Костыль. – А чего мы тут прохлаждаемся? Поехали!..
– Не торопись. Сейчас отморозки затихарились, а вот всё уляжется, тогда и мы подскочим.
– Здравствуйте, люди добрые, – сказал Прохор, подойдя к стоянке бритоголовых.
– Чё надо, дед? – презрительно спросил Жила.
– Не вы ли тут… – начал лесник.
– Не выли. Мы не воем, – сострил Граф.
– Грубые вы какие-то. – Прохор укоризненно покачал головой. – Стрельбу не вы устроили?
– Ты чё, дед, нас и в городе-то не было! – пошёл в отказку Костыль, думая, что речь идёт о случае на дискотеке.
Лесник растерялся.
Главный «спортсмен» заржал, поняв ошибку Костыля.
– Ну, ты тормоз! – сказал он подельнику. – Это про газовый пистолет базар!
– Тьфу ты! – Костыль сконфузился.
Зрелище было великолепное: шкафообразный бритый мужик покраснел и сжался, словно провинившийся ребёнок.
– А вы кто сами, чтобы тут допросы устраивать? – обратился к Прохору и Павлу Граф.
– Я, мил-человек, лесник. А это представитель областной газеты. У нас рейд супротив браконьеров. Так из чего палили-то?
– Папаша, иди-ка ты лесом, – сказал Граф.
Корреспондент Гришечкин потянулся, чтобы открыть объектив, но Жила заметил его жест и пригрозил:
– Фотоаппарат будешь на дне искать.
Журналист отдёрнул от камеры руку.
Жила поразмыслил, стоит ли отбирать вещь, или пусть пресса ходит необиженная, и решил пока не трогать. Газетчики – народ шумный и дотошный, не стоит привлекать их внимание.
– Зря вы так грубо, – вздохнул Прохор, поправляя фуражку. – Пойдём, Паша.
– Э, Граф, а он чё, угрожает? – вскинулся Костыль.
– Кто его знает? – пожал плечами главный.
– Эй, дед! Ты там ходи осторожно, под ноги смотри, ну и по сторонам тоже, – громко сказал Костыль.
– Выпороть бы вас всех, – досадливо ответил лесник, правда, намного тише.
Скрывшись в бору, Прохор остановился. Гришечкин тоже.
– Не по нраву они мне, – сказал мужик. – На лбу написано, что бандиты. Такие и зверя пострелять могут, и лес поджечь. Ну, и вообще не ясно, может, они тут какой разбой учинили, да концы в воду.
– Да, видок типичный, – согласился корреспондент. – Спортивные костюмы, кроссовки, причёски… Явные «быки». Хотя я думал, что таких уже нет. Ан не перевелись ещё богатыри на Руси.
Прохор горько усмехнулся:
– Приглядывать за ними придётся.
– Мы встретились с этими головорезами в Тамбове, когда ночевали в цирке. Где ещё переночевать четырём джентльменам? – начал свой рассказ Вонючка Сэм. – Было отличное выступление, ужин, всё о’кей, но тут ввалилась эта троица и устроила сущий дебош. Бритые грубияны побили директора, потребовали денег, до смерти запугали Петера, дескать, сварим. Нас, признаться, тоже напугали. Даже меня, гражданина великой державы, чья армия…
– Ближе к делу, – оборвал хвастливые речи скунса Михайло.
– Они пообещали сжечь цирк. Поэтому мы без промедления покинули его гостеприимные стены и отправились дальше.
– А цирк-то сгорел? – спросила Лисёна.
– Скорее всего! – ответил американец. – Эти слов на ветер не бросают. Сегодня, стоило им увидеть меня, как они начали стрелять. Это ужасные люди, господа!
Ломоносыч почесал за ухом:
– Чего-то ты, пушистый, недоговариваешь…
Гуру Кен хотел было сказать: «Да, мы давно хотели признаться, что не послы, а циркачи!», но медведь продолжил свою мысль:
– Почему эти, как ты их назвал, головорезы очутились именно здесь?
– Я думаю, они отдыхают. Это такой человеческий обычай – выехать на природу, жечь костёр, купаться и употреблять вредные пищу и напитки.
Медведь в сердцах бухнул лапой оземь.
– Не уходите от ответа! Почему они отдыхают, – Михайло выделил это слово особенным издевательским тоном, – именно у нас?
– Я полагать иметь место совпадений, – вклинился Петер.
– Свежо предание, да верится с трудом. Если я узнаю, что вы меня обманываете, – Ломоносыч сурово посмотрел на каждого посла, – и эти трое приехали охотиться на вас, то я за себя не ручаюсь. Мы и так много раз подвергались опасности по вашей вине. Разговор окончен.
Циркачи понуро побрели с поляны.
– И ещё, – остановил их Ломоносыч. – Дело касается тебя, обезьянин. Я настоятельно прошу оставить нашу молодёжь в покое. Я устал сдерживать разгневанных родителей, которые давно хотят всыпать тебе по первое число. В общем, бросай эту свою репу.
– Рэп, – поправил Петер.
– Мне всё равно, одна репа или много реп, – веско произнёс Михайло. – Надеюсь, моё предупреждение услышано.
Артисты вернулись к своей резиденции. Общее настроение было ужасным: подавленность, тревога и стыд.
– Давно надо было признаться, – сказал Гуру Кен. – А сейчас мы попали в опаснейшее положение.
– Я не думал, что головорезы явились за нами, – пробормотал Вонючка Сэм. – Мне даже в голову не могло такое прийти, но, похоже, Михайло прав. Ведь не зря же они в меня стреляли!
– Зря они не попали, – буркнул кенгуру. – Как они вообще тебя нашли?
Шерсть на холке скунса вздыбилась.
– Я узнал их и растерялся, – прошипел он. – Встал из укрытия.
– Не есть самый хороший решений, – прокомментировал петух.
Вонючка Сэм ехидно хмыкнул:
– Помнится, в цирке кое-кто умный и вовсе впал в ступор от страха.
– Йо, братья, не надо ругаться, будем думать, как прорываться, – призвал друзей к порядку Ман- Кей.
