тебя высокий?
Коля поднял руку, указывая высоту.
– Все, завтра же у меня будут первые Николасы!
– Не забудь подарить одного! – улыбнулся солдат. – И назови мне свое имя. Хоть нормально познакомимся, наконец.
– Ринкранк, к твоим услугам!
– Очень приятно, – Коля пожал руку торговца. – Ну, Ринкранк, счастливо!
В дом Всезнайгеля рядовой Лавочкин явился бизнесменом.
А герольд Клаус уже отрапортовал хозяину о неудачном исходе переговоров с Николасом Могучим.
Разочарованный граф Шроттмахер метался по покоям, испепеляя герольда взглядом.
– Так и сказал? Щенок! Каналья! Свинская рожа!..
– Однако, как я только что докладывал, юноша подкрепил свой отказ весьма вескими доводами, – тихо вклинился в поток графской ругани Клаус.
– Пообещай ему денег, титул, поместье! Я готов оплатить ему даже ночь с маркизой Знойненлибен…
– Боюсь, что это бесполезно.
– Если не устроишь мне бой с этим сосунком, – прорычал рыцарь, – я убью тебя самым страшным образом, пока еще не знаю каким. Я не шучу, Клаус. Ты свободен. Ах, да! И напиши мне новую серенаду. Надо проехаться по девочкам…
Вспотевший герольд вышел от графа и прислонился спиной к двери. Дело принимало гадкий оборот. Если Шроттмахер что-то обещает, он делает.
Зайдя в трактир, Клаус заказал кружечку пивка. Под пиво шустрее соображалось.
«Заставить юнца согласиться на поединок… Заставить юнца… Заставить… – твердил герольд. – А как? Ну, например, взять в заложники его семью… Нет у него семьи!.. А почему у него нет семьи? Да потому что он, по слухам, явился из Зачарованного леса несколько дней назад… Просто вот взял – и явился. И начал чудотворничать. А где он начал подвиги совершать? Все говорят, в Жмоттенхаузене. Якобы тамошние жители объявили его своим почетным гражданином и символическим старостой. Якобы все о нем знают… Вот-вот! Значит, наведаемся туда и выспросим. Кто, откуда, зачем, и в чем слабина. А слабина, она всегда найдется!»
Герольд не стал допивать пиво, бросил несколько монет на стол и направился к выходу. Но потом вспомнил про серенаду. Вернулся, сел, спросил у трактирщика бумагу, перо и чернила.
Просьба была мгновенно исполнена.
– Милейший, – Клаус мановением руки остановил служку, когда тот поставил на стол чернильницу. – А есть ли у вас танцовщицы?
– Есть, господин, только они выступают по вечерам.
– Я щедро заплачу за одну! Чтобы она исполнила для меня танец, прямо здесь, на столе.
Слуга графа высыпал перед служкой пригоршню талеров.
– Сию минуту!
Менее чем через минуту перед Клаусом танцевала обворожительная дамочка в красной юбке. Ей аккомпанировал страхолюдный лютнист с безысходно висящими тонкими усиками.
Игра усатенького разочаровывала пуще внешнего вида: темпа не держал, фальшивил, беспорядочно смешивал обрывки разных мелодий…
Клаус хлопнул еще эля и застрочил красивым почерком, стараясь не слушать жалкую пародию на музыку.
Пару раз герольд испытывал легкое затруднение с рифмой. Тогда он поднимал пылающий поэтическим огнем взор туда, где трепетала красная юбка, и вдохновение вновь откуда-то слетало к разгоряченному стихотворцу.
Перечитав написанное, Клаус сморщился, словно чернослив. Куда большее влияние на музу герольда оказала ужасная лютня, нежели прекрасная танцовщица. Алоэ…. Хорошо хоть не «розы-морозы»… А ритм? А съезжание на ты?..
Поэт хотел порвать гадкое творение, но потом сунул в карман: «Подредактирую дома». Встав из-за стола, бросил музыканту талер:
– Купи себе метроном, убийца.
И стремительно покинул трактир.
Выскочив из питейного заведения, Клаус чуть было не сшиб с ног идущую мимо маркизу Знойненлибен.
– Потише, – раздраженно воскликнула она.
– Простите великодушно, – пробормотал герольд и растворился в толпе.
– Хам.
Она прошла по улице к Зеленому рынку и позвонила в дверь Тилля Всезнайгеля.
– Здравствуйте, госпожа, – поклонился возникший на пороге слуга мудреца. – К сожалению, хозяина нет дома, и, скорее всего, он вернется поздно.
– Привет, Хайнц! Я, вообще-то, не к Тиллю.
Слуга вопросительно посмотрел на маркизу.
– Я к Николасу, – пояснила та.
– О! – Хайнц посторонился. – Прошу входить.
Дама впорхнула в дом. Пока слуга запирал дверь, она прошла в гостиную. Хайнц схватился за голову: ведь там только что сидели беседовавшие Николас и беглая принцесса!
К счастью, Катринель не расставалась с шапкой-невидимкой, поэтому маркиза Знойненлибен застала Николаса Могучего в мнимом одиночестве.
– Здравствуйте, госпожа, – поклонился ей солдат.
– Добрый день, Николас, – обворожительно улыбнулась маркиза. – Для вас я не госпожа, а Занна… Какой у вас тут запах приятный! Лавандовые духи, если не ошибаюсь?
– Точно так, – закивал Коля, ругая принцессу за беспечное злоупотребление косметикой (после леса дорвалась до закупленных Хайнцем заказов). – Люблю лаванду, знаете ли…
Отчаянно вращавший глазами слуга, возникший за спиной маркизы, понял, что принцесса успела спрятаться, и облегченно вздохнул.
– Вы решили меня простудить на сквозняке, Хайнц? – спросила, обернувшись, Занна. – Будьте добры, не беспокойте нас.
Слуга закрыл дверь и молча удалился.
– Ах, давайте уже присядем, Николас.
– Да, конечно… – парень предложил маркизе стул.
Та села, разложив пышный подол дорогого платья. Солдат расположился напротив.
– Тилль дал вам противочарные таблетки, верно? – спросила маркиза.
Коля не сразу понял, о чем речь.
– А! Вы о своих чарах! – догадался он. – Да, видя мои душевные муки, Всезнайгель сжалился надо мной…
Маркиза спрятала взгляд, теребя тонкими пальцами кружево на жакете.
Парень вскочил с места.
– Но вот в чем я вам должен признаться, Занна, – пылко заговорил он. – Вы и без всяких чар прекрасны! И я вообще не представляю, зачем такой даме, как вы, прибегать к помощи волшебства… Счастья чарами не наворожить!
