– Пойдемте, барон, – сказала она. – Молю вас поведать мне все без утайки. Согласны ли вы отужинать в этом доме?
– Почту за честь, – церемонно поклонился барон Николас Могучий, он же Лавочкин.
За окнами гостиной залы царила темень. Мягкий желтоватый свет магических несгораемых свеч создавал какой-то волшебный уют. Графиня позвала слуг, приказала подать ужин. Стол был роскошен: яства вкуснейшие (и главное, не курятина, а рыба с пирогом), вино отличнейшее.
– Мы никогда не враждовали с товарищем прапорщиком, – снова сказал парень. – Более того, он мой командир, старший по званию…
– Да-да, он говорил. Но ты сбежал, и он искал тебя, – пролепетала Хельга, пронзая Колю страдающим взором.
– Я не сбежал, а потерялся, – исправил солдат. – Провалился в ваш мир. И он последовал за мной. А после того, как он с вашей помощью догнал меня…
Лавочкин рассказал о приключении с чертовой бабушкой, об украденном знамени, об их путешествии по Дробенланду, о четверке убийц и старике-колдуне по имени Юберцауберер, из-за которого Коля и очутился в замке Страхолюдлих. Пришлось обмолвиться о тайном свойстве комнат-пещерок маленького народца. Впрочем, механику заклятия солдат благоразумно не разгласил.
– Короче, нам с Паулем нужна ваша помощь, – резюмировал парень.
– Да-да, я буду тотчас готова! – Хельга вскочила из-за стола. – А сумасшедшего Юберцауберера я знаю. Он у Дункельонкеля в казначеях ходил. И, поговаривали, хапнул все сокровища перед нашим поражением.
Вспомнив о давних событиях, она прищурилась и сжала зубы, отчего на бледных скулах выступили красные пятнышки.
– Типа деньги партии свистнул? – невинно поинтересовался Лавочкин.
– Простите? А, неважно. В общем, над ним легко одержать верх. Выступаем немедленно! Сейчас, только переоденусь и захвачу необходимое…
Графиня стремительно покинула гостя. Она все делала стремительно, чем, кстати, и нравилась Палванычу.
А Коля развалился в кресле, собираясь прождать хозяйку не меньше часа. Он прекрасно знал особенности женских сборов, сколь бы стремительными они ни казались.
Когда работает желудок, мозг предпочитает отдых, поэтому вскоре солдат задремал.
Ему приснился престранный сон, будто на дворе девятнадцатый век, двор в Рязани, а сам Лавочкин – купец первой гильдии, сокращенно «разгильдяй». Годков ему не меньше тридцати, женат он на Матрасье Бесстыдновой, коя во младости имела известность столичной куртизанки.
К моменту сна, если будет позволительно так обозначить точку входа в Колины грезы, у него и его супруги сложилась определенная судьба. Завелись дети. Семья гремела на всю сказочно богатую Рязань (как и ныне, в то время Рязань была богатой именно в сказках). Тогдашний губернатор Салтыков-Щедрин брал на карандаш каждое слово купчины-разгильдяя Лавочкина, а уж встречая Матрасью, вовсе валился наземь от сатирического смеха, угрожая уйти в отставку, дабы не кончить свои дни сердечным приступом на почве неиссякающего веселья.
Жена, скучая дома, вспомнила молодость. Коля погрустил-погрустил, пряча в русой шевелюре метафорические рога, да и ответил супруге взаимностью. Гуляя, барствуя и куража, то есть ведя жизнь сладкую, он стал попивать горькую.
Пьянка никогда никому не прибавляла ума. Принципы амурной конспирации постоянно нарушались, кутила Лавочкин дрался с оскорбленными мужьями и неизменно бывал бит. А уж поистратился под самую последнюю сотню тысяч рубликов. Матрасья сильно переживала за капиталы. Не снеся серьезных финансовых потерь, зачахла в одночасье, бедняжка. Померла.
Безутешный вдовец отдал детям все деньги и ушел с рыбным обозом на центральный рынок города, где и постиг науку воровать. Два калача да бутыль самогона – вот и все, что успел украсть начинающий вор, а потом его начали бить.
После того как в Рязани не осталось никого, кто бы ни побил бывшего купчину, он решил заделаться великим борцом. Полигоном для тренировок служил сеновал, куда для спарринг-боев сбегались окрестные девки.
Борцовская карьера Коли закончилась, когда на сеновал пришел кузнец, брат одной из поединщиц. Когда переломы Лавочкина срослись, он был вынужден жениться повторно. Жена его, Оглобля Кузьминична Кошелкина-Рязанская, оказалась слабее прославленного губернатора: умерла-таки от смеха, увидев суженого голым.
К личной Колиной трагедии добавилась общегосударственная. Грянула очередная русско-нерусская война.
Бывший купец добровольно записался в армию. Солдатом. Правда, его еще разыскивали за воровство и порчу девичьего населения губернии, поэтому он назвался другим именем. А хотя бы Эрастом.
Пошел Коля-Эраст на войну, в пехотинский полк. И длился бы этот эпический, достойный пера Толстого и компьютера Акунина сон бесконечно, если бы по дороге не приблизился наш герой к полковому знамени. Заговорило с ним знамя человеческим голосом, но приглушенно, словно издали:
– Что ж ты, рядовой Лавочкин, меня не сберег? Совсем запустил службу свою, расслабился в самом логове врага… Теперь меня носит в торбе придурок какой-то, ждет чуда. Но шишку ему сосновую вместо чуда! Ты только поторопись, отыщи меня. Хватит дрыхнуть в Вальденрайхе, возвращайся в Дробенланд. Плохо мне без тебя, а тебе без меня. Мы ж с тобой, будто Алла Борисовна Пугачева и Филипп Киркоров… Хотя, каюсь, аналогию подобрало неудачную… Ну, ты понял. Просыпайся, Николас!
– Просыпайся, Николас, – настойчиво сказала графиня Страхолюдлих.
Парень встрепенулся.
– Елки-ковырялки! Приснится же такое… – просипел Коля. – Целый «Тихий Дон», а не сон… Нет бы сразу коротенько, по сути пригрезиться, так ведь фиг тебе: сначала эпос, потом политинформация. Спешить нам надо, сударыня. А я так хотел Тиллю Всезнайгелю весточку передать!
Хельга поморщилась: придворный колдун был ее врагом. Ведьма рассудила, что настало время поступиться кое-какими личными обидами, коль скоро юноша ведет ее к «воскресшему» Паулю.
– Мой ворон к вашим услугам, барон Николас, – сказала Страхолюдлих. – Однако он улетел с поручением. Но он обязательно найдет меня, где бы я ни была. Тогда и запустим его с сообщением для вашего друга.
– Спасибо, – промолвил Лавочкин. – Идемте!
У входа в туннель хозяйка сняла со стены факел.
– Следуйте за мной.
Новые союзники углубились в паучье-крысиный коридор. Парня перекосило от отвращения: теперь он видел ту мерзость, которая докучала ему на пути в замок. «С удовольствием пошел бы вслепую», – подумал он.
Стоило ему промыслить это глупое пожелание, и наступила полнейшая тьма.
– Графиня… – шепотом позвал Коля. – Графиня… Это не смешно… Бросьте фокусничать…
Человек, даже если он умный, как рядовой Лавочкин, все же животное. Именно первобытные, звериные инстинкты подсказали солдату страшное: Хельги в туннеле не было. Пропала. Испарилась. Дала ходу. Драпанула. Сделала ноги. Смоталась. Сдернула. Спрыгнула. Соскочила. Слилась. Сдри… Парень прервал бесполезную игру в синонимы.
– Вот же ведьма гадская! – процедил он сквозь зубы.
Ситуация вырисовывалась пренеприятнейшая. В тишине шуршали паучьи лапки, попискивали и топали крысы, что-то гулко и настойчиво стучало, заставляя тело содрогаться. «А, это сердце…» – догадался Коля. Успокоившись, он попробовал уложить в голове новые условия игры.
Итак, дамочка его подставила. Вопрос: вернется ли она, чтобы нанести удар, или просто бросила на произвол судьбы? Глупость… На кой ей понадобилась эта комбинация из ужина и побега? Ха, да выведать максимум сведений о Болваныче!
Почему сбежала? Да узнала, что хотела, и получила фору. Теперь небось окучивает прапорщика. И тут возникает самая главная закавыка.
