вновь стану героем, и все вновь почтут за честь продолжать любую мою мысль. Не хочу! Это будет начало нового Круга — не более того. Как хорошо, что гордость моя, помноженная на отчаяние, подсказала мне выход: надо разорвать порочный Круг! Надо наконец попробовать начать Спираль, и тогда мы сможем не только взойти на вершину, но и удержаться на ней. Более того! Удержавшись, мы сможем подняться на другие вершины духа… Вот почему, когда упадёт Свод и здесь начнётся новый Круг, я и Си будем уже далеко.
Всю ночь я просидел на самой верхней галерее, не обращая внимания на скрипы и вопли Падающего Свода. Тучи сегодня не застят небо, и я могу наблюдать звёзды и говорить с ними — то своими словами, то повторяя про себя Передачу.
Иногда мне кажется, что я могу сам начать и закончить любую мысль, что этому, если очень захотеть, можно научиться, и только привычка жить коллективно, одной семьёй, привычка ни за что не отвечать лично загоняет нас в порочный Круг. Я знаю, насколько сильна и пагубна эта проклятая привычка. Были случаи, когда мои соплеменники уходили чересчур далеко от Города, теряли с ним связь. Они все погибли! Все до одного. От собственной тупости и беспомощности. От неспособности родить простейшую мысль: „Как мне спастись?“ Я знаю также, что во время Обряда Крылатые стремятся забраться как можно выше, улетают даже в другие Города. Уверен: так проявляется в нас неосознанное желание разорвать Круг бытия, обрести истинную свободу.
Антенны сообщают мне о приближении зари.
Я поднимаюсь и иду будить Си. Коридоры ещё пустынны, но я знаю, что вскоре их заполнят Крылатые. Утро занимается погожее: ветер стих, тепло, вчера прошёл дождь — идеальные условия для Обряда. Да, я, кажется, забыл сообщить (снова ловлю себя на мысли, что думаю обо всём отстранённо, как бы рассказывая, передавая), что маразм разделения обязанностей выделил Крылатых из нашего сообщества специально для продолжения рода. Си уже носит в себе потомство, но ей обязательно надо попить неба, испытать свои тугие радужные крылья — ей надо подняться на вершину!
Си спит в своей маленькой комнатке, которая пахнет травами и мёдом. Я осторожно щекочу её антеннами, и она неохотно открывает фасетки своих прекрасных глаз.
В коридорах Города уже полно народа. Мы идём молча, потому что всё уже сотни раз переговорено и определено.
На верхних террасах толчея ещё больше.
Крылатые чистят антенны, расправляют крылья. Одни из них ещё нерешительно топчутся у ворот Города, другие уже готовятся к штурму неба. Ненадолго взлетают, возвращаются. Но интереснее всего наблюдать за бескрылыми провожающими. Сюда собрались все касты, все обитатели Города. Здесь Матери и Кормильцы, Воины и Стражники, Мудрецы и Няньки, Строители и Пастухи… Все они до предела возбуждены. Суетятся, мечутся, взбираются на камни и деревья, будто им тоже хочется взлететь. В том-то и дело, что — хочется!
— Подожди меня здесь. Я ненадолго, — говорит Си.
Я понимаю её деликатность и безмерно благодарен Си. Этими словами она вновь подтверждает, что ей не нужны глупые Самцы, которые поодаль тоже пробуют крылья и с вожделением поглядывают на Самок.
— Лети, милая, — говорю я и глажу её прекрасное лицо антеннами. — Постарайся подняться как можно выше. И не торопись… Ты же знаешь: если Мать не поднимется в высоту, не испытает восторг полёта, потомство её будет тупым и хилым. Она не родит ни одного Мудреца… Лети, Си! Лети, моя хорошая.
Крылья Си распахиваются во всю ширь, приходят в движение.
Я прислоняюсь к огромному валуну, который притащили для постройки дополнительной системы водоотводных каналов, устраиваюсь поудобней. Мне есть о чём подумать, а без Помощников даже для Мудреца это занятие не из лёгких.
…Осторожное прикосновение антенн возвращает меня из закоулков хитроумного логического построения к действительности.
Это Си. Она усталая и такая счастливая. Все три пары глаз сияют. В них и сейчас отражаются переливы красок, которыми так богато наше небо, все изменения его быстротекущих узоров.
Си решительно упирается крылом в камень — крыло с сухим треском отламывается.
— Помоги мне, — просит она. — Нам пора в дорогу.
И я начинаю обламывать сверкающие в лучах заходящего светила крылья своей возлюбленной. Восхитительные прозрачные крылья, которые больше не нужны молодой Матери и которые мне всё равно безмерно жаль. Нам в самом деле пора в дорогу».
— Очень даже неплохо, — сказал я, возвращая Саше тетрадь. И тут же вспомнил признание мальчика: «Будто кто нашёптывает…»
«А что если мальчик в самом деле принимал передачи из космоса? — мелькнула сумасшедшая мысль, которую я тут же отбросил. — Почему не я, не пятый-десятый, а именно Саша? И почему именно на этой поляне, а не дома? Абсурд».
После вчерашней ночной грозы — мимолётной, шквалистой, попугавшей не так дождём, как сильным ветром и далёким проблеском молний — в лесу стояла влажная тишь. Голубое утром небо к полудню несколько выгорело. Из-за кустов, будто столб дыма над костром, поднималась прерывистым облачком мошкара.
— Попробуй послать в какой-нибудь журнал, — посоветовал я Саше и отдал ему первые два конверта. — Могут напечатать. Тем более что…
Тут я осёкся. Столб «живого дыма» натолкнул меня на невероятную догадку.
— А ну, пошли… Быстро за мной! — почему-то шёпотом скомандовал я и двинулся в направлении, откуда поднимался «дым».
Пробравшись сквозь заросли орешника, мы вышли на незнакомую поляну.
С краю её, среди цветущего зверобоя и неизвестной мне травы с белыми зонтиками соцветий, лежала большая сосна. Кто-то спилил её зимой, но до конца своё чёрное дело не довёл — так и осталась лесная красавица прикованной изломом к высокому пню. Излом был тонкий, считай, одна кора. В полуметре от пня, прямо под комелем, возвышалась буро-рыжая муравьиная куча. От неё и тянулся в небо «живой дым».
— Помоги мне, — попросил я Сашу, ничего ему пока не объясняя. — Нужна крепкая большая палка. Найди какую-нибудь ветку.
Он метнулся в кусты и через несколько минут притащил суковатый ствол лещины. Ствол был сухой, зимней или даже осенней порубки — кто-то вовсю промышлял в этом лесу.
Один конец его, более или менее ровный, я осторожно подсунул под комель сосны, упёрся им в землю — получился рычаг. Затем резко приподнял свободный конец. Что-то затрещало, посыпалась кора, и сосна, скользнув по стволу-рычагу, рухнула в нескольких шагах от муравейника.
— Вот твой Город! — тихо сказал я, отступая. — А это, — я кивнул на поверженную сосну, — Падающий Свод. Согласен?
Саша оторопело молчал.
Потом, ступая как сомнамбула, подошёл к рыжему куполу. На нём суетились тысячи муравьёв — крылатых и бескрылых. Казалось, что муравейник кипит.
— Всё сходится! Смотрите! — воскликнул мальчишка, наклоняясь над муравьиным городом. — Вот и Звёздный Корабль!
Он поднял из травы разноцветный аэрозольный баллон, которыми пользуются автолюбители.
На глаза Саши навернулись слёзы. О чём он думал в эту минуту, поражённый, как и я, бесконечным многообразием и величием жизни и одновременно подавленный жалкой участью чуть ли не бессмертного «народа», населяющего нашу планету?
«О вы, пьющие нектар мысли в других мирах! — вспомнил я начало обращения-передачи. — Спешим сообщить о себе в год 387 341 после 46 миллионов от первого Медосбора мысли, пока время процветания не сменилось временем упадка и сна разума.
Знайте, что мы есть!»
