пребывали как бы в анабиозе. Почему они проснулись и спустились с гор — я пока не знаю. Но они очень заинтересовались людьми. Их примитивное рефлекторное сознание полностью поглощено образом Человека. Они фетишизируют нас и наши постройки. Больше того, они любят нас более преданно, чем самый преданный пёс… Во время одного из сеансов я видел аллегорический сюжет: в горах идёт исполинский человек — без скафандра, босой, — а зеркальники стелются ему под ноги, будто листья. И всё на камни, на острия, чтобы человек не поранился… Зеркальники вообще почему-то связывают с людьми выживание своей породы, даже процесс размножения.
— Непостижимо, — пробормотал Заречный, который до сих пор в разговоре не участвовал. — Ваши утверждения и наши… факты. Наши боль и утраты…
— Да, гибель ваших товарищей и результаты моих сенсуальных исследований пока не согласуются. — Антон развёл руками. — Они противоречат, противостоят друг другу. Но дайте мне несколько дней — и я найду разгадку.
Фей молча встала из-за стола.
Лишь на долю секунды, на миг встретились их взгляды, но Антон понял, что вдова Балькарселя не поверила ни единому его слову и что Фей если не ненавидит его, то, во всяком случае, презирает.
В комнате для гостей было неуютно, как и в каждом временном жилище.
В который уже раз за два дня работы на Скупой Антон включил видеозапись трагедии — её сделали автоматы базы. Вот она — первая загадка, выстрел Эмилии Нэмуро, о котором столько говорили на базе.
…Тёмно-фиолетовое небо, тёмные скалы. На их фоне чётко выделяется женская фигурка в лёгком серебристом скафандре. Зеркальников пока ещё не видно, они за скалой, но Эмилия, по-видимому, поняла, что её преследуют, и спешит к базе. Она так и передала по радио. Вот бросила мешок с образцами, чтобы не мешал. Слева из полутьмы выплывает несколько дисков. Эмилия сворачивает вправо. Она знает о загадочной гибели Яноша Форреста и, понятное дело, побаивается зеркальников. Но диски опередили девушку — они один за другим выкатываются ей навстречу из расщелины. Эмилия вскидывает бластер (здесь медленнее, покадрово). Даже на полукилометровом расстоянии видно, что ствол излучателя направлен в сторону от зеркальников. Ясно: решила отпугнуть преследователей. Вспышка выстрела, уходящая в ночь, в никуда. И тут же (вот она — Тайна!) ближайший из зеркальников делает невообразимо быстрый рывок навстречу выстрелу, ответная вспышка — и Эмилия падает замертво…
Антон остановил изображение. В случае с Балькарселем всё ясно: он объявил им войну, сознательно шёл на уничтожение зеркальников, те парировали лучевые удары… Что любопытно, никто из них от бластера Николая не пострадал. Зеркальники парировали… Последнее слово чем-то заинтересовало Антона. Он пропустил часть записи и включил её страшный финал.
…Вот, мигнув малиновым огнём, раскрылся вход шлюза. Балькарсель бежит к телу Эмилии, на ходу срывая с себя бластер. Зеркальники как бы «ожили» — на всех их плоскостях испуганное лицо Эмилии, но к девушке не приближаются, окружили полукругом, замерли в каком-то трансе. Николай вскидывает раструб излучателя. Семь вспышек атомного огня — он стреляет очередью, семь (вот оно!) ответных вспышек, и на живых экранах вместо лица Эмилии начинает вырисовываться рыжебородое лицо Балькарселя…
Антон выключил запись. Нет сомнений, зеркальники не стреляли, они всего лишь парировали лучевые удары. Непонятно, правда, почему зеркальный принцип сохранён и в случае с Эмилией, но в обеих ситуациях они только повторили действия человека. Возвратили их ему. Кстати, кто вообще сказал, что зеркальники умеют стрелять?
Он поспешно связался с кают-компанией, где чаще всего проводил время Заречный. Пусть помогают, пусть думают вместе с ним, а не требуют истины и порядка извне.
— Иван Карлович, — спросил он, — кто у вас врач? Кто осматривал погибших?
От группы геологов, которые стояли у камина, отделился невысокий человек с усталыми добрыми глазами — вот кто, оказывается, встречал его вместе с Заречным.
— Я врач, — сказал он. — А в чём дело? Мы с вами уже подробно обо всём беседовали.
— Да. Вы сообщили, что и Янош, и Эмилия, и Николай погибли от лучевых ударов. Балькарсель буквально сгорел, а у Форреста и Нэмуро степень поражения соответствует примерно попаданию из бластера.
— Примерно, — согласился доктор.
— А теперь, если вас не затруднит, вспомните энерговооружённость организма зеркальников.
— Ничтожная. Они едва передвигаются, практически не размножаются… О, я, кажется, начинаю понимать…
— Иван Карлович, — обратился Антон к начальнику партии. — Я произвёл простейший подсчёт. Даже суммарная энерговооружённость всех зеркальников, обитающих на планете, меньше одного импульса из бластера. Зеркальники не стреляли первыми. Они вообще не умеют стрелять.
— Это ещё ни о чём не говорит, — возразил спелеолог Лео. — Если хищник слабый, то он призывает на помощь хитрость и коварство. Вы можете объяснить, за что они убили Эмилию? Ведь она в них не стре- ля-ла! Всего-навсего хотела отпугнуть… Если зеркальники в самом деле только «отражают» действия людей, то делают они это чересчур странно, криво. Это кривые зеркала, сенсуал, чёрные. Вы приглядитесь к ним получше.
«Кто знает — кривые ли? — подумал Антон, отключая связь. — Всё, может, обстоит как раз наоборот…»
Из далёкого детства пришло воспоминание. Когда ему было лет шесть или семь, он впервые попал в комнату смеха. Городок аттракционов уже закрыли на ночь, в залах, где стояли игровые автоматы, было пусто и гулко, погасла разноцветная мозаика огней и экранов, но Дед Егор, который властвовал в том волшебном царстве, пропустил его, крикнув вдогонку не очень понятное предостережение: «Гляди только, не обижай зеркала». Он ворвался в зал, со смехом скорчил рожу своему первому попавшемуся нелепо перевёрнутому отражению, а вопил что-то победное, стал надувать щёки, приседать, показывать язык, выделывать невообразимо что руками, ногами, всем телом. Уродцы в зеркалах тоже пришли в движение, повторяя его кривляния. Он захохотал, стал ещё пуще дразнить кривые зеркала. Так продолжалось до тех пор, пока он не увидел в одном из них жуткую картину: своё плоское, будто высушенное тело и отдельно от него тонкий блин головы, разорванный пополам улыбкой. Он умолк и перестал кривляться, но похожие на него уродцы продолжали бесноваться во всех зеркалах. Антон испуганно попятился к выходу. Его кошмарные отражения кинулись за ним вслед, стали окружать. Ещё миг — и они спрыгнут со стен, набросятся, растерзают. Он сжался, закрыл глаза и заорал от страха и отчаяния, глотая слёзы, натыкаясь руками на холодные стеклянные тупики. Прибежал дед Егор, вывел его, ослепшего от слёз, из комнаты смеха и долго не мог успокоить, унять его внезапный страх…
«И всё-таки мотивы поведения зеркальников остаются загадкой, — подумал Антон. — Почему они любят нас и одновременно… убивают? И как понимать их любовь — что за ней? Может, за ней, как говорит Лео, в самом деле „гастрономический“ интерес?»
Летели недолго.
Скалы здесь, километрах в двадцати от базы геологов, вместо бурого приобрели серовато-зелёный оттенок, густые тени легко было спутать с трещинами и разломами, изуродовавшими этот горный массив, а на склонах и осыпях колыхались, будто водоросли, диски зеркальников.
— Вот это место, — сказал Заречный, и гравилет аккуратно и точно опустился на скальную площадку.
Начальник партии первым выпрыгнул из машины, подошёл к плоскому обгоревшему камню. Бока его кое-где оплавились в плазменном огне, потекли. Камень напоминал чёрного осьминога, выброшенного на сушу и припавшего в растерянности к земле.
— Янош как раз переговаривался с дежурным, — пояснил Заречный. — Затем вскрикнул, как бы от испуга, и связь прервалась… Поисковая группа нашла его здесь. То, что от него осталось… Неподалёку околачивалось несколько зеркальников. И на каждом из них светилось…
— Ясно, — кивнул Антон. — Лицо Яноша Форреста. Таким, каким оно было перед смертью.
— Да. Испуг и непонимание. Лучше и не вспоминать.
