Арчил молчал, но и его глаза сверкали. Мастер был не в ладах с пением, поэтому и не пытался подпевать. Только временами восторженно выкрикивал:
— Ну, живите, веселитесь, ребята!
Гогия Немсадзе своим ревом мешал петь остальным, и поэтому главный в хоре замахал на него руками. Но Гогия продолжал свое. Тогда Леван взял с тарелки куриную ножку и заткнул ею рот Гогии.
Леван заметил, что сталевар третьей печи Лексо Арчемашвили молчалив и уныл. В глазах его была печаль. Леван не знал, всегда ли Лексо такой тихий и замкнутый или что-нибудь беспокоит его.
— Что скучаешь, Лексо? — весело крикнул ему Леван.
Вдруг неожиданно наступила тишина. Леван оглядел людей. У всех стали грустные лица.
— Сегодня он не в духе, вряд ли пришел бы сюда, но он крестный моего сына и поэтому не мог не прийти, — с какой-то особой нежностью сказал Васо Хараидзе.
— А что случилось?
— Жена у него тяжело больна, — снова сказал Васо,
— Что-нибудь серьезное?
— Не знаю, подозревают опухоль. Врачи до сих пор не могут поставить диагноз, — нехотя проговорил Лексо.
— Дети есть?
— Мальчик и девочка.
— А опытные врачи смотрели ее?
— В Рустави осматривали, все советовали везти в Тбилиси в больницу.
— Давно болеет?
— Вот уже полгода жалуется.
— Ты знаешь мой телефон?
— Откуда мне знать?
Леван на бумажной салфетке написал номер своего телефона и передал Лексо.
— Завтра мы выходим в вечер. Позвони мне утром, я ее устрою в больницу, где работает моя мать.
Лексо положил в карман клочок бумаги, потом с трудом улыбнулся и сказал:
— А теперь не скучайте, друзья!
Выпили еще два-три бокала, Леван извинился, провозгласил тост за общий стол и ушел. Почетного гостя проводили Васо и Анета.
— Вот это человек! — сказал Арчил, когда за Леваном закрылась дверь.
— Не то что плешивый Отар.
— Да, ты прав, из-за того паршивца мы забыли вкус премиальных.
— Дело не в этом, — перебил его Арчил, — главное, человек настоящий!
— Ты прав, Арчил, сердце у него золотое! — согласились остальные.
— Если у него золотое сердце, то и мы не должны остаться в долгу.
— И не останемся! — крикнул от дверей вернувшийся Васо.
— А теперь песню! — приказал тамада.
Хидашели получил самую отстающую смену. И вдруг… Ребят как будто подменили: почти каждую смену они делали по пять-шесть скоростных плавок.
Михаил Георгадзе с трудом скрывал свою радость. Он любил, когда его избранник и выдвиженец оправдывал доверие. «По полету узнаю любую птицу», — повторял он.
Леван всегда приходил за два часа до начала работы. Стоял над душой у сталеваров предыдущей смены. Давал почувствовать всем: знайте, с кем имеете дело. Если замечал, что кто-нибудь хочет сдать следующей смене холодную или плохо загруженную шихтами печь, сейчас же бил тревогу.
За загрузку печей, за плавку и за другие операции сталеварам ставят отметки в журнале. С Отаром Рамишвили другие смены не считались, шихтой заправляли кое-как, наскоро, в холодную печь вливали жидкий чугун, сами выполняли план, а Рамишвили терял время, исправляя огрехи предыдущей смены.
Однажды, чтобы выиграть время, пока не принесли металлолом, известняк положили на чистое дно, а это граничит с преступлением. Оценщик выставил за операцию десять баллов. Леван в ярости разорвал журнал над его головой. После этого все боялись Хидашели. Бригадир шихтового двора Азарашвили всегда выбирал для него лучший металлолом и ферросилициум и ни на одну минуту не опаздывал с подачей материалов.
Подчиненные Левана, почувствовав крепкую руку, стали работать охотнее, как бы говоря: вот теперь смотрите на нас, что мы за ребята!
Через месяц после начала работы Левана вызвали к директору. Иорам Рухадзе встал и пожал ему руку, потом хлопнул по плечу.
— Молодец, парень!
Он внимательно посмотрел на Левана.
— Мы с вами, кажется, где-то встречались, молодой человек?
Левана покоробило это: «молодой человек», но виду он не подал.
— Когда я защищал диплом, вы присутствовали и задали мне несколько вопросов.
— Да-да! Вспомнил! — улыбнулся Иорам. В памяти директора завода ясно встал тот далекий день. Огромная аудитория была заполнена студентами. Всем было интересно, как Леван Хидашели будет защищать дипломный проект. Иорам тогда был членом государственной экзаменационной комиссии.
Хидашели он приметил с самого начала, дипломник понравился ему. Он встал и начал рассматривать чертежи дипломного проекта.
— Простите, — неожиданно остановил он Левана, — какой процесс мартена вами был дан?
— Скрап-процесс, — спокойно ответил Леван.
— Хорошо. Продолжайте! — сказал Иорам и провел красную линию на проекте мартеновского цеха.
Леван хорошо видел это, но сделал вид, что ничего не заметил. Продолжал защиту внешне без всякого волнения.
Руководитель Хидашели Зураб Джанашвили встал, подошел к чертежу и посмотрел на то место, где директор Руставского металлургического завода провел красную черту. Он поднес палец к губам, недовольно покачал головой и вернулся обратно.
Аудитория зашумела, все поняли, что Хидашели допустил какую-то ошибку. Но Леван был по- прежнему спокоен. Когда он перешел к экономическому расчету цеха, председатель экзаменационной комиссии дал ему знак: довольно, мол. Потом взглянул на членов комиссии.
— Вопросы есть?
— У меня имеется вопрос! — сказал Иорам Рухадзе. Все затаили дыхание. — Проект этого юноши касается металлоломного мартеновского процесса в условиях Рустави. То есть плавка стали будет происходить только лишь из металлолома. Домны не будут работать. А значит, у мартеновского цеха не будет и жидкого чугуна. Как вам известно, жидкий чугун до заливки его в печь держат в миксерах. Если процесс металлоломный и если нет у нас чугуна, тогда и миксер не нужен, не так ли, молодой человек?
— Да, так! — согласился с ним Хидашели.
— Тогда почему у вас в общем проекте мартеновского цеха вычерчен миксер? Простите, но у меня создается впечатление, будто цеховой проект вы откуда-то механически перечертили.
— Ума не приложу, как это получилось, — вскочил Зураб Джанашвили. — Хидашели не счел нужным показать мне последний вариант, не обратился даже за советом.
— Это потому, — тихо и слегка насмешливо начал Леван, — что задача, данная вами, была бессмыслицей и я постарался сделать ее немного реальней.
— Я этого не потерплю! — побагровел Джанашвили.
— Успокойтесь, выслушаем сначала, — прервал его председатель экзаменационной комиссии профессор Горделадзе.
Аудитория зашумела. Леван переждал, пока установится тишина, и спокойно начал:
— Мой проект, как вам уже известно, был задуман для мартеновского цеха в условиях Рустави, где
