рады гостям.,, очень рады. До свиданья.
Откланявшись, Христо Балев сбежал с крыльца. После ухода гостя Кирилл Васильевич осуждающе произнес:
— Ах, Лео, Лео! Ну что за бестактность!.. Мало тебя шлепали в детстве, братец...
— Ничего, в этом отношении его еще ждет блестящее будущее! — сказала Анна Орестовна и вышла.
Леопольд схватил вазу с цветами и в порыве бешенства грохнул ее об пол.
На исходе был четвертый месяц новой власти в России. Полчища русской контрреволюции и интервентов двигались к сердцу революции. Большая угроза нависла над красным Петроградом, над всей страной. Молодая, только что созданная Красная Армия вела первые бои с врагом. Особенно ожесточенные сражения шли на подступах к Петрограду. Одним из белых батальонов командовал капитан Агапов.
Снаряд, разорвавшийся неподалеку от наблюдательного пункта, обдал группу офицеров комьями мерзлой земли и снега. Один из них, отряхиваясь, сердито буркнул:
— Братоубийство!
Капитан Агапов зло оборвал его:
— Где вы видите братьев? Это изменники! Враги России!
Поблизости опять разорвался снаряд, выбросив фонтан мерзлой земли и снега. Офицер, сетовавший на братоубийство, с удивлением заметил:
— Пристрелялись! А говорили... сброд. С умом палят.
— Разговорчики! — крикнул Агапов. Он хотел еще что-то сказать, но в ту же секунду снаряд врезался в землю совсем рядом. Агапов упал будто подкошенный.
Христо Балев долго стоял на берегу, провожая взглядом большую птицу. Он не заметил, как из рыбацкой хижины вышел Тигран, встал позади и тоже стал смотреть на удаляющуюся птицу. Когда она пропала из виду, растворилась в наплыве облаков, Тигран спросил:
— Что, может, летит в твою Болгарию, а?
— Все может быть. У нас есть песня. Слова такие... Ах, если бы я мог стать птицей...
— Аэроплан тоже птица!
— Отобрали. Теперь я моряк. А когда выйдем в море, неизвестно.
— Не торопись, дорогой! Дождемся Васю. Он настоящий моряк.
— Но когда это будет, когда?
— Я же сказал: не надо спешить. Мой друг сделает одно дело и прибудет. Вася Севастополь знает как свои пять пальцев, как ты...
— Велико-Тырново.
— Так называется твой город?
— Точно така.
— Красивый?
— Лучше не бывает.
— Скучаешь?
— Немного... Некогда скучать.
— Я тоже немного по Шуше... по моей Шуше, но Кавказу скучаю. Представляешь: гора, а на той горе друг над дружкой дома...
— Так это же Велико-Тырново!
— Значит, они похожи друг на друга, как и мы... только вот у меня борода...
Оба весело засмеялись. Тигран сказал:
— Считай, что мы с тобой как... близнецы. Теперь я тебя буду называть по-кавказски: Христо-джан. «Джан» — значит «душа моя».
— Точно така, Тигран-джан!
Капитан Агапов оказался в походном госпитале. Он лежал на койке с забинтованной головой. Окинув взглядом палату, Агапов достал из-под подушки сложенный вчетверо листок бумаги и принялся читать.
«Не знаю, дойдет ли до тебя это письмо, дорогой Александр. Но все же пишу. Если бы ты только знал, как мне не хватает твоего совета, твоей решительности и хладнокровия. Леопольд настаивает на поездке в Париж. Он где-то вычитал, что там есть профессор, который делает сложные операции. Уверяет, что Костику вернут зрение. Боюсь, что он задумал недоброе. Не знаю, как быть. В Петрограде, говорят, неспокойно. Да и врачей нужных нет. Кирилл в полнейшей растерянности. Ко всему еще и я и он оторваны от привычного дела. Вот уже около полугода я не танцую, не репетирую... Кирилл забросил свои стихи. Один Леопольд не унывает, то и дело встречается с какими-то людьми, о чем-то хлопочет, строит планы. Мне кажется, что его авантюры плохо кончатся для всех нас... Много думаю о тебе. Тревожусь. Как ты там?..»
В палату вошел раненый офицер на костылях.
— Красного схватили. Лазутчика. Идемте посмотрим, как допрашивать будут! — сообщил он.
Кое-кто двинулся к выходу. Агапов дочитал письмо и задумался. Сообщение о поимке пленного он пропустил мимо ушей. Повернувшись к тяжело раненному соседу по койке, спросил:
— Бумагой случайно не богаты?
— К сожалению, нет. Попросите в канцелярии, — через силу проговорил сосед.
Агапов, встав, направился к дверям.
Посреди канцелярии стоял матрос со скрученными сзади руками. Лицо у него было в ссадинах и кровоподтеках, он еле держался на ногах. Офицеры, ведущие допрос, устало курили, не спуская глаз с пленного. Матрос, казалось, был безразличен ко всему происходящему. Однако при виде вошедшего в канцелярию Агапова в его глазах на секунду мелькнуло любопытство. Это не укрылось от допрашивающих. Пожилой подполковник грубо спросил:
— Что? Может, знакомый?
Василий и Агапов смотрели друг на друга, и видно было, что каждый пытается что-то вспомнить. Агапов, так ничего и не вспомнив, хотел было выйти, но подполковник остановил его:
— Господин капитан, вам случайно незнаком этот...
красный?
— Нет, господин подполковник, не имел чести. Мне нужен лист бумаги. Для письма. Могу я попросить? — довольно резко произнес Агапов.
Подполковник вырвал из толстой тетради лист бумаги и, протягивая Агапову, как бы между прочим сказал:
— Извольте. А на следующем листке смертный приговор красному лазутчику запишем.
Агапов еще раз взглянул в глаза матросу, силясь что-то вспомнить, повернулся и вышел.
Генерал Покровский стоял перед большой картой военных действий и под доносившийся издалека гул далекой артиллерийской канонады разъяснял офицерам штаба положение на фронте:
— Красная Армия — это, по существу, сброд, обреченный на гибель. Без командиров, без дисциплины. Она погибнет, не успев родиться. Разведка доносит, что этот сброд пытается нас контратаковать, но все его попытки тщетны, господа. Дни красного Петрограда, господа офицеры, сочтены. В этом нет никакого сомнения.
Вошел офицер и протянул Покровскому пакет. Прочитав донесение, он сказал:
— Я просил, господа, своих людей быть предельно точными, доносить обо всем, что касается борьбы с красным сбродом. Русские офицеры, господа, хранят верность отечеству, проявляют чудеса храбрости! Вам знаком, господа офицеры, капитан Агапов? Настоящий патриот. Дрался как лев.
