потому что никто ими не занимался. А после войны, когда освободим мир от фашистов, всякие горные богатства здесь добывать будем. А в ущельях этих вместе с норвегами электростанции построим на энергии горных рек.
— Шутник ты, боцман, — сказал Кувардин.
— Почему шутник? Коммунисты все могут. Вот только бы Гитлера поскорей разгромить.
— Электростанцию на энергии горных рек? — Кувардин помолчал. — Если будешь инженером на такой станции, я к тебе под старость сторожем наймусь.
— Ты сам инженером будешь. Не здесь, так в Белоруссии или в Сибири.
— Нет, я лучше по другой части… — сказал Кувардин, закутываясь в плащ-палатку плотнее. — Пошел бы погреться вниз, Сергей, — сказал он, помолчав.
— Мне не холодно. Сейчас товарища Свенсона подсменю, — откликнулся Агеев.
— Когда нужно будет, покличь! — Маленький сержант поднял крышку люка, нащупал ногой трап.
Бородин тоже спустился в крошечный жилой отсек под верхней палубой бота.
Узкие нары, откидной столик, в углу ворох сетей, над столом двустволка, железный фонарь.
После свежего наружного ветра ударил в нос острый запах рыбьего жира, непроветренного жилья. Но здесь было тепло, манил темнеющий на нарах матрац.
— Садись, моряк, — сказал Кувардин. Был уже без плащ-палатки, обычная ядовитая усмешка исчезла с тонких губ. — Ты откуда эту песню знаешь?
— Какую песню? — не понял Бородин.
— А вот «…полярный край, туманами повитый». Это же из песни.
— Из песни, — сказал Бородин. — Я ее в ансамбле исполнял, прежде чем меня в Китовый списали. Сольное пение в сопровождении хора.
Странное выражение застенчивости было на лице маленького сержанта.
— А ведь эту песню я сложил, — сказал Кувардин.
Бородин смотрел с удивлением.
— Вы?
— Я.
— Так вы, товарищ сержант, стало быть, поэт?
— Поэт не поэт, — сказал Кувардин, — а вот песню сложил. — Он говорил смущенно и быстро. — Я, правда, только слова и чувство дал, а рифмы сотрудник в редакции подработал.
Он усмехнулся опять.
— Выходит, мы с тобой вроде авторский коллектив. А ну, спой, как у тебя получается.
— На суше спою, — невнятно откликнулся Бородин.
Все кругом раскачивалось, скрипело, звякало. Уходила палуба из-под ног, нехорошая дурнота стала подступать к сердцу.
«Курс переменили, бортовая качка», — подумал радист.
Моталась на переборке двустволка, сорвался с гака, дребезжа покатился по палубе под нары фонарь.
Они повернули от берега в открытое море, и волны, которые недавно расходились под острым носом, стали ударять сбоку, перехлестывали через низкую рубку. Бородин и Кувардин выбрались наружу. Уже исчез из видимости берег, расстилался кругом сине-зеленый, колышущийся океанский простор.
Бот летел, качаемый бортовой волной. Норвежец ниже пригнулся к рулю. Агеев смотрел на развернутую карту под защитой колеблемого ветром обвеса.
И вот команда: «Рангоут рубить».
Все бросились к шкотам.
Легли на палубу свернутые паруса.
Агеев встал за руль, Оле Свенсон спустился в моторный отсек.
Теперь бот шел под мотором. Далеко впереди, будто плавая в воздухе над волнами, замаячила цепочка темных камней.
— Скалы Корсхольм, — прокричал сквозь шум ветра Агеев. — Скоро и «Бьюти» появиться должна.
Оле Свенсон что-то сказал, высунувшись из моторного отсека, всматриваясь в даль.
— Видны мачты корабля! — перевел Агеев. Смотрел в том же направлении, его влажное от морской воды лицо вдруг напряглось, полуоткрылся рот, обнажая белые ровные зубы.
— Мачты двух кораблей, товарищ сержант! — сказал Агеев.
— Двух кораблей? — повторил удивленно Кувардин.
И вот они увидели «Красотку».
Свенсон заглушил мотор. Они разобрали весла, бесшумно гребли к черневшей над морем широкой плоской скале из потрескавшегося базальта. Там и здесь выступали из волн черные рифы. Скала уходила в воду отвесно, вокруг пенились водовороты и взлетали фонтаны.
— Когда сельдь и треску ловили, случалось нам на шлюпке отстаиваться здесь, — сказал сквозь зубы боцман, налегая на весло.
Свенсон правил прямо на скалу. И внезапно одна из трещин расширилась, превратилась в узкий проход — из тех, что пробивают в полярных скалах неустанно трущиеся о них океанские воды.
Бот прошел совсем близко от надвинувшегося сверху обрыва.
Весла лежали вдоль бортов. Свенсон подтянулся отпорным крюком, бот остановился, покачиваясь под укрытием голой вершины Корсхольма,
«Бьюти оф Чикаго» была метрах в трехстах от них, вздымалась и опускалась среди плоских, сине- зеленых валов. Большое высокобортное судно с желтеющей над палубой дымовой широкой трубой. Виднелись расплывчато сквозь туман мачты, радиоантенны, грузовые стрелы с ниточками якорных цепей, струящихся из полуклюзов.
Просторная палуба «Бьюти оф Чикаго», загроможденная ящиками и тюками, казалась безлюдной. Над судном в тускнеющем арктическом небе вились белые стаи встревоженных гагар.
— Когда же они якоря отдать успели? — пробормотал Агеев, всматриваясь в туманный силуэт.
Но только с первого взгляда транспорт казался покинутым и лишенным жизни.
«Бьюти» медленно повернулась на якорях и за ее корпусом возник закопченный, низко сидящий в воде корабль. На гафеле спасательного судна трепыхался пересеченный черным крестом со свастикой посредине флаг. Мористее покачивался на волнах широкобортный, черный буксир.
— Стало быть, опередили они нас! — вскрикнул Бородин.
— Опередили, гады! — как эхо отозвался стоявший рядом Агеев,
Кувардин молчал. Смотрел неподвижно в мглистый простор, на три нечетких силуэта, разбросанных по сизой воде.
— Так, — сказал наконец маленький сержант. — Значит, точно, раньше нас отыскали «Красотку». Объясняй, боцман, как специалист, в каком положении дело.
— Что там объяснять… — голос Агеева звучал глухо, надрывно. — Ясное дело, сняли «Красотку» с банки, отведут в свою базу. Вишь, буксир и спасательное судно.
— А как пробоина?
— Пробоина, видно, была небольшая: пластырь фашисты завели.
Он замолчал, не сводя глаз с «Бьюти оф Чикаго».
— Пластырь завели, а вот шлюпбалки завалить не удосужились, горе-морячилы! И тали шлюпочные не убрали… — сказал после паузы боцман.
Кувардин не вслушивался в эти непонятные фразы.
— Ясно! — горестно сказал Кувардин. — Уводят «Красотку»!
Бородин лихорадочно налаживал передатчик. Обернулся к сержанту с блестящими от возбуждения глазами.
— Готово, товарищ сержант, можно радировать. Думаю, подскочат сюда наши корабли и самолеты.
— Правильно, — сказал Кувардин. — Сейчас соображу текст. Давай позывные.
Агеев поднял голову, положил руку на плечо Бородина:
