примечаниями. «Смесь» из шахматной истории. Начинает печататься «Руководство к изучению шахматной игры». В дебютной части вначале рассматриваются неправильные ответы на первый ход королевской пешкой и затем анализируется «защита Петрова, или русская игра конем».
Заметим, к слову, что ныне у нас этот дебют именуется «русской партией», а в зарубежной прессе «защитой Петрова».
Затем следовали концовки игр с анализом эндшпиля «король один против короля и фигур», проще говоря – элементарные матовые окончания. Заканчивался журнал четырнадцатью шахматными задачами и почему-то еще одной шашечной.
Работа для одного человека – а Чигорин не имел помощников и к тому же совмещал ежемесячный выпуск журнала со службой – была проделана колоссальная! Странно, что такой содержательный и к тому же единственный русский шахматный журнал не получил существенной поддержки ни от любителей, ни от прессы. Первое время было около ста подписчиков при цене 6 рублей в год, то есть годичный доход от журнала был шестьсот рублей, в то время как расходы по производству и рассылке составляли по меньшей мере в три раза больше. А жалованья Чигорин получал триста шестьдесят рублей в год, львиная доля которого шла на оплату счетов типографии и покупку марок.
Но Чигорин мужественно продолжал выпускать номер за номером. В большой передовой статье «Шахматы в России» отмечалось, что «гробовое молчание, которое хранит в шахматном отношении провинция, не следует принимать за доказательство отсутствия интереса к этой игре и небольшого ее там развития. Наоборот, интерес к шахматной игре в провинции очень велик, и там зачастую можно встретить любителей, просиживающих дни и ночи за шахматами». Это «гробовое молчание» журнал объясняет так: «Отсутствие общности интересов, выражающееся в такой политической, сословной и местной замкнутости, к сожалению, единственная причина, почему до сих пор не развился дух общей ответственности и взаимной пользы».
Нельзя было сказать иначе, чем подобным эзоповским языком, о тяжелой политической обстановке, душащей любое общественное начинание в царской России.
Чигорину приходилось солоно не только от недостатка подписчиков, но и от недостатка сочувствия в собственной семье. Первое время его молодая жена Ольга Петровна, которая к тому же была занята новорожденной дочерью, не возражала против увлечения мужа.
– Миша молодец! – говорила она матери. – Остепенился, не шляется до поздней ночи бог знает где, а сидит дома и работает. Иногда мне поможет, воды принесет, дров наколет, то да се и за ребенком посмотрит. Взялся за ум! Вот только скоро ль начнет с журнала прибыль получать? Говорят, Некрасов на журнале «Современник» большие тысячи имел. Вот бы нам!
Но когда она спросила мужа, скоро ли можно ожидать получения крупных подписных сумм и вернет ли он взятые из ее грошового приданого триста рублей, Чигорин растерялся:
– Потерпи, Оля, – ласково ответил он. – И Москва не в один день строилась. Еще не все русские шахматисты знают о журнале. Вот с Нового года можно ожидать большей подписки. Люди привыкли получать журнал с января. Я маху дал, что не подождал немного. А деньги твои верну. Деньги будут! Должны быть! – убеждал Михаил Иванович не только ее, но и себя, – хотя, говорят, не в деньгах счастье…
– Не в деньгах? – иронически спросила жена. – Что ж ты раньше этого не говорил, когда за меня сватался? Вот ты служить не хочешь, делом брезгуешь, а мне Федор Федорович рассказывал, что ваш столоначальник очень хвалил и почерк твой и умение писать. «У Чигорина, говорил, есть слог. Толково излагает дело».
Чигорин качал головой.
– Не по душе мне! Как журнал окрепнет, начнет приносить доход, плюну на всякое начальство.
– Плюнешь? Напрасно! Вот Федор Федорович рассказывал про знаменитого Петрова. Не то, что ты! Играл не хуже тебя, и не с голодранцами, а с фельдмаршалами, генералами, князьями, графами, даже к императрице был приглашен показать ей задачу о том, как Наполеон удирал из Москвы. Вот и дослужился до тайного советника! Это я понимаю! А ты как был коллежским регистратором, так и остался. И свое жалованье Петров – раз в сорок больше, чем твое, – не швырял на издание всяких глупейших журналов, от которых одни слезы, а не деньги.
Михаил Иванович подошел к жене и нежно обнял ее.
– Оля! Не гожусь я к чиновничьей карьере, пойми! И не о ней думаю, не о ней мечтаю. К тому же Петров был образованным человеком, с большими связями, в хороших чинах смолоду, а я – мелкий писец, разночинец. Кто меня выдвинет? Да и взяток брать не могу. Помнишь, мы с тобой видели пьесу господина Островского «Доходное место»? Там такая же парочка, точь-в-точь, как мы, и жена поедом ест мужа, что он не хочет, как его влиятельный родственник, грабить казну. И что же в конце концов? Хапугу отдают под суд, и жена убеждается, что муж прав: лучше быть честным.
– Да, но этот… как его… Жадов, что ли, все жалованье жене отдавал, а не на журнал, не играл день и ночь в бирюльки!
– Шахматы – не бирюльки, Оля! – пытался убедить жену Чигорин. – Посмотри, как их уважают и в Европе и в Америке. И у нас будут!
– Пока солнце взойдет, роса очи выест!
– А насчет журнала, что ж… сама видишь, как я стараюсь. Дело новое! И если он пока убыточен, то все же я прирабатываю у «Доминика» свободными вечерами. Через журнал все меня знают и прямо рвутся играть со мною. Вот вчера красненькую принес, глядишь, на днях еще принесу… Потерпи, Олечка! Купим тебе новую шляпку не хуже, чем в пьесе.
Но жена решила излить душу полностью, хотя и была тронута добротой и кротостью Михаила Ивановича.
– Бессребреник ты, Миша, – вздохнула она. – Я уже давно собиралась тебе сказать. Ходишь вот ты иногда в клуб к «Доминику» играть. Я понимаю: деньги нужны – волком завоешь! Вот ты и играешь на ставку и даешь всем фору, как сильный игрок. И поэтому приносишь домой выручки мало. А там бывают помещики из провинции или новички из здешних господ. Люди денежные! Зачем им давать вперед фигуру? Играй на равных! Пока они узнают, что ты лучше всех в Питере, не один целковый перекочует в наш карман. А они будут только довольны, польщены даже, что такому знаменитому игроку на равных проиграли. Будет чем похвастаться перед знакомыми и родственниками! Не жалей их кошелька! Играть на ставку ведь бедные люди не ходят: дворяне, чиновники, господа офицеры, из купцов кто пополированнее…
– Ниже моего достоинства обыгрывать заведомо слабейших, – терпеливо объяснял Чигорин. – И вредно для развития таланта. А когда дам такому любителю вперед ладью или коня, начинается настоящая борьба с обоюдными шансами. И мне играть интересно!
– Интересно? А мне совсем неинтересно, когда к тебе подсядет провинциал, выпросит вперед ладью, а окажется сильным шахматистом второй категории. И я должна с ребенком неожиданно сидеть без обеда. Помнишь, как третьего дня без копейки домой притащился? Черт бы побрал твой клуб, отнимающий у меня мужа и деньги. Черт бы побрал твой паршивый, никому не нужный журнал, на который ты тратишь свое жалкое жалованье, когда у меня нет приличного платья! Разве я затем замуж шла, чтобы нищенствовать?
– Потерпи. Еще годик, два, а потом…
– Эту песню я не первый раз слышу и уж мало верю ей. Ты, Миша, не думаешь обо мне, о дочке, для тебя ферзь дороже жены, а ребенок – хуже пешки! Бедная я, бедная! Вот уж не думала…
Ольга Петровна залилась слезами.
Но Чигорин и без причитаний жены чувствовал, что его надежды не оправдываются.
Тревожило и другое: работа над журналом и служба не оставляли времени для совершенствования мастерства, а необходимость подрабатывать игрою на ставку со слабыми любителями просто пугала его.
И все же как Михаил Иванович ни думал, но видел лишь один выход: всячески улучшать «Шахматный листок», чтобы привлечь больше читателей и сделать его хотя бы безубыточным.
Но пути к улучшению журнала Чигорин по своей журналистской неопытности выбирал не лучшие.
Вместо того чтобы по образцу удачного первого номера ориентироваться на среднего квалифицированного любителя второй и третьей категорий и на талантливую молодежь, которая больше
