Из дальнейших пояснений мемуариста видно, что под «болезненным самолюбием» он понимал обостренное чувство собственного достоинства у Чигорина, отсутствие у него всякого раболепия перед тогдашними титулованными или богатыми шахматными «меценатами», в чем читатель еще не раз убедится.
Из нищеты, из народных низов пробился Чигорин к мировой славе; Михаил Иванович чувствовал, что общественное уважение, которым он пользуется, делает его по меньшей мере равным любому современнику – будь тот даже светлейшим князем или миллионером. Однако его друзья, привыкшие преклоняться перед титулом и богатством, не понимали Михаила Ивановича и даже осуждали такую «щепетильность».
Это чувство собственного достоинства искусно использовалось врагами Чигорина, ревниво и завистливо следившими за ростом его авторитета. И чем больше становилось членов клуба, тем сильнее в нем разгоралась борьба между приверженцами Чигорина и сторонниками богатого и тщеславного Алапина, который тоже входил в правление клуба и упорно противопоставлял себя Михаилу Ивановичу и в большом и в малом.
Алапинцы пытались использовать каждый повод для скандала. Михаила Ивановича, например, обвиняли в резкости и нетактичных выходках по отношению к слабо играющим членам клуба.
Действительно, Чигорин был отзывчив, вежлив и доступен для подлинных любителей игры, но иногда по врожденной вспыльчивости и приобретенной с годами раздражительности уставал от нелепых вопросов, которые ему от «нечего делать» задавали богатые или чиновные члены клуба. Они высокомерно рассматривали Чигорина как своего рода дежурного консультанта, хотя Михаил Иванович ни жалованья, ни иного вознаграждения за непрестанные хлопоты по клубу не получал.
И вот, показывая такому навязчивому человеку, как делать мат конем и слоном, Чигорин доводил анализ до положения, в котором оставалось сделать мат в один ход, и устало говорил: «Ну, а последний ход вы уже найдете сами». А иногда на высказанную в десятый раз просьбу слабого, но назойливого шахматиста разобраться в сложной позиции и решить, кто выиграет – белые или черные, Михаил Иванович, не зная, как отвязаться от докуки, отвечал: «Проиграют те, которыми вы будете играть!»
Подобные шутки, конечно, обижали людей, но их легко было предупредить, не раздувая обид, а келейно обратив внимание Чигорина на недопустимость подобных острот. А «обиженным» следовало учесть, что Чигорин вовсе не обязан был давать уроки начинающим шахматистам или быть ходячим справочником. Но никто не подумал об этом, и «бури в стакане воды» случались все чаще.
Казалось, что судьба Михаила Ивановича, закруглявшего уже четвертый десяток лет, предопределена: оставаться весь век мелким профессионалом в узко очерченном шахматном кругу Петербурга, вариться и дальше в собственном соку.
Но, к счастью, пришло спасение из-за рубежа – от самого страшного и опасного шахматного «врага» Чигорина – от чемпиона мира Стейница, который на деле оказался подлинным другом и ценителем гения русского шахматиста.
Великие люди выше мелочных чувств!
Глава шестая
Борьба за мировую шахматную корону
Хотя протекло уже шесть лет со времени последнего выступления Чигорина в международном турнире, но в памяти шахматистов всего мира было свежо обаяние его игры. Телеграфный матч Петербург – Лондон, последующие замечательные чигоринские анализы ряда партий показали, что сила русского маэстро растет.
Общественное мнение выдвигало Михаила Ивановича как наиболее полноправного и опасного соперника чемпиона мира.
Еще в 1886 году авторитетный английский маэстро Г. Берд, пересмотревший за минувшие двадцать лет свое отношение к Стейницу, писал: «Чигорин из Петербурга в настоящее время, вероятно, не уступает ни одному игроку, за исключением, может быть, Стейница».
А в корреспонденции из Парижа 1887 года читаем: «Как долго Стейниц надеется держать скипетр в своих руках? Не более нескольких лет, так как он уже пережил свои молодые годы. Рано или поздно его имя появится в списке сошедших со сцены жизни, и ввиду этой возможности в кафе „Режанс“ уверяют, что тогда первенство перейдет к Чигорину в Петербурге, который, как и вся русская нация, неудержимо стремится к первенству».
Часто вспоминал о Чигорине и сам Стейниц в связи с недавней их полемикой о Морфи. Ведь Стейниц получал «Шахматный вестник» (как видно из списка подписчиков) и внимательно изучал теоретическое содержание чигоринского журнала, посылая русскому маэстро в обмен свой «Интернейшл чесс мэгэзин». К тому же Чигорин был в то время единственным из ведущих шахматистов мира, над которым Стейниц не доказал своего превосходства: в личных встречах с Михаилом Ивановичем он имел худший счет. А в характере Стейница было нечто рыцарское: он не уклонялся под теми или иными благовидными предлогами от борьбы с опасными соперниками, а сам рвался к очередному трудному поединку.
К тому же Стейниц, имевший жену и дочь и живший только на шахматный заработок, остро нуждался. Его шахматный журнал прибыли не давал, международные турниры в США не организовывались, да и в Европе проводились редко, а гастроли в различных американских городах не получались, так как своими критическими отзывами о национальном шахматном кумире и вообще резкостью своего упрямого, принципиального характера чемпион мира испортил отношения с заправилами американского шахматного движения. Поэтому они не баловали Стейница приглашениями на гастроли, хотя он и писал в своем журнале, что «отдает себя в распоряжение шахматных клубов» для проведения сеансов одновременной игры и других показательных выступлений.
Стейницу нужна была новая внушительная матчевая победа, чтобы вновь доказать шахматному миру, что он был и остается его полноправным чемпионом.
Случай скоро представился.
Еще в 1883 году Стейниц посетил Кубу, где выиграл матч у чемпиона острова Гольмайо и провел ряд выступлений. Гаванский шахматный клуб в конце прошлого столетия развивал усиленную деятельность и постепенно отбил у Лондона репутацию шахматного центра мира. Его члены – богатые плантаторы-креолы и торговцы сахаром – не жалели денег для привлечения на свой прекрасный остров американских и европейских знаменитостей. В их памяти свежо было время, когда сам знаменитый Пауль Морфи нашел пристанище на Кубе и даже играл шахматные партии с чемпионом острова негром Феликсом – рабом плантатора Сикре.
В 1888 году Стейниц уже в качестве чемпиона мира был снова приглашен в Гавану на гастроли. Он сыграл два матча с кубинскими маэстро Васкесом и Гольмайо, выиграл оба «всухую» и с удовольствием снова убедился, что полутропический климат Кубы не влияет на его здоровье и не отражается на качестве его игры. Как и партии матча с Цукертортом 1886 года в Новом Орлеане, так и кубинские гастроли показывали, что Стейниц легко акклиматизируется, и это имело огромное значение для спортсмена.
И вот, когда Гаванский шахматный клуб выразил желание провести на острове матч на мировое первенство между Стейницем и каким-либо другим знаменитым шахматистом, Стейниц решил вызвать на матч Чигорина, которого назвал «достойнейшим претендентом на мировое первенство».
Вот как позже в третьем лице чемпион мира излагал мотивы своего решения: «Стейниц выбрал в качестве противника русского маэстро Чигорина, с которым он уже дважды встречался. Первый раз на международном турнире в Вене 1882 года. Стейниц разделил тогда с Винавером первый и второй призы. Чигорин же остался без приза. Однако в личных встречах каждый из них выиграл по одной партии. Второй раз они встретились на международном турнире в Лондоне в 1883 году. Тогда в результате турнира они
