— Что ты на это посмотришь, только когда приедешь домой.
— Почему? — спросил он.
— Ну, обещай.
— Да почему?
— Ну, какой!.. Обещай.
— Ну ладно, обещаю, — сказал он снисходительно.
В конце концов ему не так уж было важно, что там в бумажке. Он притянул девочку к себе и поцеловал.
В вечер разлуки она была заплаканная, с распухшими веками.
В тот вечер она спросила, не удержалась:
— Ты приедешь?
Он ответил пылко:
— А как ты думаешь?
Но тут же присмирел и задумался.
Она поняла его задумчивость и отвернулась, сдерживая слезы. Он нежно приласкал ее и сказал:
— При первой возможности приеду. Ты ведь знаешь, что мне хочется приехать. Но не все же по курортам кататься, верно? Надо что-то думать… куда-то устраиваться. Может, и в армию призовут, вполне может быть.
Погодя, она спросила:
— Ты меня любишь?
— Глупышка, — сказал он. — Конечно, люблю, ты не видишь, что ли?
Они до рассвета сидели на укромной скамье, над которой протянулись две тонкие ветви орешины.
— Письма будешь писать? — спросила девочка.
— Ну конечно, буду, — ответил мальчик.
— До востребования пиши. Почта, до востребования.
— Хорошо…
Утром к конторе санатория был подан автобус.
Посадкой руководил затейник, человек опытный и привычный. Он помогал отъезжающим взбираться на высокую подножку и, прощаясь, говорил:
— Передавайте привет Донбассу, счастливого вам пути, успешной работы.
— Спасибо, — отвечал отъезжающий, взбираясь на подножку. — Счастливо оставаться.
— Счастливого пути, передавайте привет Ленинграду, — говорил затейник следующему. И следующий отвечал:
— Спасибо, передам обязательно.
И мальчик помогал старикам и женщинам и подавал им их чемоданы и сумки с персиками. Как самый молодой, он вошел после всех. Ему не хватило места, он осмотрелся и скромно уселся на своем чемодане.
Над его головой переговаривались отъезжающие.
— Груши вы напрасно здесь покупали, — сказала одна. — Груши дешевле после Запорожья.
— Понимаете, я здесь в первый раз, — оправдывалась другая. — Так, впопыхах накупила.
— Да, в таких вещах нужен опыт, — сказала женщина, ходившая в китайском халате. — Впопыхах такие вещи нельзя.
Шофер, дожевывая свой завтрак, полез в кабину автобуса. Затейник поднял руку и затянул песню. Отъезжающие нестройно подхватили. Дверца захлопнулась…
А девочка, разносившая в столовой котлеты и каши, сказала своей начальнице:
— Ой, мне в контору нужно сбегать, велели зайти!
— Вечно вам в рабочее время куда-то нужно, — заворчала диетсестра, но тут же разрешила: — Ну ладно уж, сбегай, если нужно, только быстренько.
Девочка побежала к конторе со всех ног.
Но автобус уже тронулся — издали она увидела, как открылись перед ним ворота парка и он покатил, выбросив сизое облачко.
И, не добежав, остановилась девочка, глядя автобусу вслед.
И медленно, медленно закрылись высокие решетчатые ворота.
Вагон был купированный.
Едва мальчик бросил чемодан на свою полку, к нему обратился мужчина:
— Молодой человек, вы со мной не поменяетесь, мы с женой оказались в разных купе.
Мальчик сказал:
— Пожалуйста, конечно.
И перешел в соседнее купе, но и там, едва он устроился, другой мужчина, тот гигант, что приходил на пляж с молодой красивой женщиной, сказал ему:
— Молодой человек, вы не перейдете, тут рядом совершенно такое же место, мы, понимаете, вдвоем, так хотелось бы вместе…
— Пожалуйста, — сказал мальчик и перешел, а его место заняла та самая молодая женщина.
Потом он смотрел в окно, как пробегают мимо заводские трубы, как пробегают бескрайние поля, бессчетные тропки и дорожки. От столба к столбу тянутся провода, разлиновавшие и пейзажи, и небо в облаках: кажется, вниз слетает вагон по проводам, потом взлетает вверх — появляется столб, пробегает за окном. И опять: вниз — вверх — столб, вниз — вверх — столб. Как на волнах, летит, качаясь, вагон, везет мальчика навстречу его мужской жизни.
Слева и справа от мальчика у окон стояли пары, и слышалась мальчику любовная песня, которую двадцать пять дней назад пел парень с гитарой.
А когда наступил вечер, то месяц повис за окнами и не стало видно ни полей, ни дорог, а только темень внизу да лунный свет в небе, разлинованном светлыми нитями проводов.
И звучала, звучала в стуке колес любовная песня. Мальчик слушал ее, стоя с папиросой у окна.
Как вихрь, возник вдруг встречный поезд: грохоча, замелькали его вагоны, понеслись молниеносные отсветы его окон, все было заглушено этим вторжением летящего грохота и блеска… Встречный промчался, опять стал слышен мирный перестук колес, но уже не звучала в нем песня.
— Пора идти спать, — сказал мальчик, туша папиросу.
И запер за собой дверь в купе.
В общежитии служащих санатория сидела в своей комнатке девочка и писала письмо.
Она писала тщательно, задумываясь над каждой фразой.
Закончила, вздохнула и приписала: «Жду ответа, как соловей лета».
Мальчик приехал домой.
Мать разбирала его чемодан, а отец говорил:
— Не зря мы тебя посылали на юг, не зря! Смотри, как загорел, посвежел, возмужал! Ей-богу, возмужал немножко! Смотри, мать, еще пара-другая лет — и будет у нас с тобой помощник! Того гляди женится!
— Самое время, — шутила мать, — усы уже выросли.
— Что-то мне не хочется еще становиться дедушкой, — шутил отец.
Мать посмотрела на мальчика с восхищением.
— Он еще больше стал похож на меня, — сказала она.
— Не возражаю, — сказал отец, — если он будет такой же красавец, как ты.
— Ну, ну, не порть малыша, — сказала мать.
— Я пойду к ребятам, — сказал мальчик некоторое время спустя.
