Вот жили они так месяц или полтора. А потом вдруг видит Коська — дядя Костя скучный ходит. Сядут обедать — он не говорит, думает о чем-то. Придет с работы:
— Ну как, новенького ничего?
— Нет, — говорит Коська. — Все по-старому.
Походит дядя Костя по комнате, походит, по стеклу постучит.
— Ну, а твои как дела?
— Дела идут, контора пишет, — говорит Коська.
Смеется Коська, шутит, а самому не смешно.
— Так, так, — говорит дядя Костя. — Это, брат, очень хорошо, что контора пишет. А мне вот она не пишет.
А один раз посмотрел на Коську и говорит:
— Растешь ты, парень. Вот что я думаю: в школу тебе надо определяться.
Испугался Коська:
— В интернат?
— Ну, это не обязательно. Это мы обмозгуем.
Приуныл Коська. Думает: «Надоел я ему, вот он и хочет на учебу меня определить».
А дядя Костя сказал и забыл, о чем сказал. С Коськой он ласковый, шапку ему купил с ушами и с тесемками, а только видит Коська, что он не о нем, а о чем-то другом думает. Ночью дядя Костя спать перестал. Поспит немножко, проснется и опять не спит. В сени часто выходит, воду пьет. Или свет зажжет, лампу газетой прикроет, чтобы Коське спать не мешала, сидит и читает что-то.
И вот — уж зимой дело было — приходит раз Коська с работы и видит: в замочную дужку на входных дверях бумага какая-то всунута. Удивился Коська, посмотрел, а это письмо, конверт. На конверте — марка, печать стоит, адрес и маленькими буковками написано: «Константину Игнатьевичу Ходоровскому». А, это дядю Костю так зовут — Константин Игнатьевич Ходоровский.
Взял Коська письмо, пощупал, понюхал. На свет посмотрел. Но, конечно, читать не стал, спрятал.
Дядя Костя приходит:
— Ну, что новенького?
— Новенького ничего, — говорит Коська, — а придется вам плясать, дядя Костя.
— Это с какой же мне радости плясать?
— Угадайте.
— Не знаю.
— Письмо для вас получено.
— Ну, брат? Врешь! Покажи!..
Смешно даже: как маленький обрадовался дядя Костя. Схватил письмо — и к окну. Конверт растормошил, бумагу вытащил и читает. Читает и смеется. Даже брови у него на лоб полезли.
Коська постоял, посмотрел, вздохнул и в сени вышел. Дверь тихонько притворил, взял нож, лучину стал щипать.
Слышит — дядя Костя зовет его:
— Кось!
— Ну?
— Ты что там делаешь?
— Ничего. Лучину готовлю.
— Успеешь. Иди сюда.
Вошел Коська. Опять ходит дядя Костя по комнате. Но только теперь он веселый ходит. Руки в карманы засунул. Большие шаги делает. Помолодел даже как будто.
— Ну вот, — говорит, — и я дождался. Теперь и мне контора пишет.
Коська постоял, помолчал.
— А что, — спрашивает, — хорошее пишут?
— Очень даже хорошее.
Потом говорит:
— Так, как же, брат, сплясать тебе?
— Нет, — говорит Коська. — Не надо. Ведь я пошутил это.
— А то я могу. Пожалуйста. Я даже вприсядку могу, если желаешь.
Еще немного времени прошло. Как-то — под самый Новый год дело было — доклеивал Коська остатки афиш.
Вечерело, снег падал.
Бегал Коська от столба к столбу, ведерком размахивал, торопился. Завтра праздник, надо печку истопить, в комнате прибраться да в лавку еще за керосином сбегать.
Только приклеил Коська последнюю афишку, слышит, сзади кто-то подошел и через плечо его афишку читает:
— В чет-верг пер-во-го ян-ва-ря гранди-оз-ный бал-мас-карад.
Голос тоненький такой — как у птички.
Обернулся Коська и обомлел.
Стоит перед ним девчонка, однолетка его или чуть побольше. У девчонки нос кверху вздернут. Глаз левый прищурен — смеется, что ли?
Точь-в-точь портрет, что украл когда-то Коська на вокзале и продал за три рубля бородатому дяде Косте. Портрет и сейчас над дяди Костиной койкой висит. Только у этой девчонки галстук из-под заячьей шубейки выглядывает красный, а не черный, и глаза голубые и щеки румяные, а не серые, как на том портрете.
Стоит Коська и глазами моргает.
«Что, — думает, — за чертовщинка?»
А девчонка тоже смотрит на него и улыбается.
— Холодно? — спрашивает.
— Нет, — говорит Коська. — Не очень холодно.
А сам думает: на кого же это она похожа? На Сашу? Нет, пожалуй, на Сашу не очень похожа. Только что глаза веселые.
— Клей у тебя течет, — говорит девчонка.
Поглядел Коська — и правда, клейстер на валенок ему течет. Загляделся он и ведерко опрокинул.
— Фу! — говорит.
А девчонке смешно.
— Что ты, — говорит, — чумовой какой!
Коська нагнулся, снегом валенок почистил, девчонка ему помогла, ведерко подержала.
Взял у нее Коська ведерко.
— Спасибо, — говорит и побежал в контору. Некогда. Надо еще в лавку за керосином сбегать. А сам все думает: «Что же это? Неужто она самая?»
И что-то ему скучно стало. И за керосином неохота бежать.
В контору пришел, ему говорят:
— Ты что, Константин Михайлов, заболел, что ли?
— Нет, — говорит Коська, — я здоровый.
— А что ж это у тебя такая наружность, как будто ты гриппом хвораешь? А ну, получи зарплату и беги домой. С Новым годом тебя!
А Коська деньги сосчитал и думает: «Плохой у меня, кажется, Новый год будет».
Пришел домой, думал, дяди Кости еще нет. А он дома. В комнате с кем-то сидит разговаривает. Коська дверью неосторожно с размаху хлопнул, дядя Костя услышал, кричит:
— Костя, это ты?
— Я.
