пресловутом лагере Чернокозово. Несколько часов надежды, что мера пресечения изменена на подписку о невыезде, а затем всем известный «обмен» 3 февраля, от которого Бабицкий решительно отказывался. Этого стране не показали в грубо смонтированном видеосюжете, так же как не показали сцену в машине, когда так называемые «освободители» натянули ему на голову черную вязаную шапку и отвезли в какое-то село, где Бабицкого содержали еще двадцать дней. Там у него изъяли документы, там ему и его семье постоянно угрожали расправой.
23 февраля, в День армии, Бабицкого поместили в багажник «Волги», привезли в Махачкалу — беспрепятственно, без проверок на дорогах — и после ночи, проведенной в каком-то сарае, повезли в Азербайджан. У контрольно-пропускного пункта Бабицкого передали двум неизвестным людям, которые ему вручили два паспорта: общегражданский, на имя Мусаева Али Иса-оглы, и заграничный, на имя Бурова Кирилла Зиновьевича, и 300 долларов США. Операция по вывозу в Азербайджан не удалась, потому что в паспорте не оказалось одного необходимого штампа. Бабицкому приказали идти в Азербайджан пешком по горным тропам в сопровождении уже другого неизвестного человека. Бабицкому удалось уговорить проводника бросить эту утомительную затею…
Все вышеизложенное известно государству, но это государство не интересует в деле Бабицкого. Согласно государству, преступление Бабицкого начинается как раз с того момента, когда в поисках машины с водителем он начинает бегство домой. Вот показания Андрея Бабицкого, содержащиеся в обвинительном заключении:
«Я договорился с незнакомым мне водителем, чтобы он за 700 рублей доставил меня в дагестанскую столицу. Нашу машину задержали на первом же посту ГИБДД, поскольку водитель был нетрезв. Этому водителю позже следователь предъявил меня на опознание, и он меня опознал. Я пересел в попутную машину и добрался до Махачкалы стремя незнакомыми мне людьми. По дороге я пригласил их провести вечер вместе, и уже в городе мы зашли в кафе. Один из них, Назим, также впоследствии опознавший меня, предложил переночевать у его тети. Я согласился.
Утром 25 февраля 2000 года около 8 часов я вышел из дома дяди Назима. Позвонил своему коллеге по Северо-Кавказскому бюро Радио «Свобода» Олегу Кусову и попросил его вместе с корреспондентом агентства «Франс Пресс» Николосом Тапурия немедленно выехать в Махачкалу. Мы договорились встретиться в 8 часов вечера около гостиницы «Ленинград». Затем я приехал в гостиницу «Ленинград», где администратору гостиницы предъявил паспорт со своей фотографией на имя Мусаева. В гостиницу я устроился с намерением дождаться приезда Олега Кусова и Николоса Тапурия.
Около 13 часов дня я вошел в кафе, расположенное напротив гостиницы, чтобы пообедать. Сотрудники милиции попросили меня предъявить документы. Когда я показал паспорт на имя Мусаева Али, один из них узнал меня и спросил: «Ты Бабицкий?» Я не стал их обманывать и ответил утвердительно. После этого меня задержали».
Вот только эти последние эпизоды интересуют следствие. Государство пытается обвинить Бабицкого в изготовлении и использовании фальшивых документов. Поначалу «изготовление» не удается доказать, и уголовное дело в этой части прекращается. Остается только «использование».
«Махачкала, Советский районный суд» — так написано на красной блестящей вывеске. Трехэтажное здание в состоянии незаконченного ремонта. Свежеоштукатуренные стены и запах строительной сырости заставляют думать, что к приезду гостей из Москвы готовились. Судья Игорь Гончаров, сорокапятилетний мужчина с приятным, упитанным и чисто выбритым лицом, позволяет прессе все. В небольшом зале царит атмосфера «бархатной революции». В зале сидят тинэйджеры с факультета журналистики, среди них девочки в натянутых джинсах и юбках с глубокими разрезами, а рядом пережившие всю советскую власть представители духовенства. На фоне этого журналисты, ныряющие под столами в попытках переносить микрофоны от судьи к прокурору, от прокурора к защите… Мы не можем, естественно, предоставить вашему вниманию все, что мы записали за пять дней процесса. Вот только то, что нам показалось самым ярким:
Начнем с допроса обвиняемого, который вел прокурор Рашидхан Магомедов, примерно того же возраста, что и судья, тоже с чисто выбритым, упитанным лицом, только с более темными волосами и ниже ростом.
Рашидхан Магомедов: Вы сказали, что в ваших этих похождениях вас преследовали спецслужбы, и в Дагестане тоже. Ну, конкретно, какие спецслужбы и по какому поводу, вы считаете, могли вас преследовать?
Андрей Бабицкий: Как раз на этот вопрос, мне казалось, должна была отвечать прокуратура, потому что обстоятельства дела не расследованы. Неизвестно, кто меня обменивал, неизвестно, на каком основании я был задержан. Неизвестно, кому я был передан. То есть все эти обстоятельства, на мой взгляд, должна была исследовать прокуратура. Дело выделено в отдельное производство. Я не понимаю почему. И ответов на эти вопросы, к сожалению, у меня нет. Я думаю, что, может быть, они рано или поздно появятся у ваших коллег.
Рашидхан Магомедов: Я из-за этого и хочу выяснить. Ну за что вы беспокоились? За что, за свою жизнь беспокоились, за что-то другое?
Андрей Бабицкий: Если люди насильственно пытаются переправить вас туда, где вам абсолютно нечего делать, и вы знаете, что, в общем, это делается не вашими доброжелателями… Если они спокойно проезжают через блокпосты, если они свободно общаются с сотрудниками таможенной службы, пограничной службы… Если их личность не устанавливается, хотя, как мне представляется, это довольно легко было сделать прямо в тот момент, когда меня подвергли задержанию в Махачкале (я изложил все обстоятельства своего пребывания на границе и на КПП, я думаю, что через сотрудников КПП очень легко можно было установить личность этого человека, который пытался меня переправить)… Этого всего сделано не было.
Я опасался, во-первых, повторной депортации. Во-вторых, в самой Чечне, когда я находился в Автурах, мне угрожали тем, что моя семья и я, в том случае, если я не буду придерживаться определенной линии поведения, будут уничтожены. Все это естественным образом воспринималось мной, как реальная угроза, и я старался избежать опасности. Естественно, что, не доверяя представителям власти, не доверяя представителям силовых структур, я обратился, прежде всего, к средствам массовой информации, к своим коллегам, которые должны были приехать.
Рашидхан Магомедов: Ваши доводы — вот как вам кажется? — они действительно являются такими состоятельными? В плане того, что вы говорите, что эти спецслужбы, минуя блокпосты, минуя все заграждения… вас пропускают на территорию Дагестана. С территории Дагестана вас везут на таможенный пост на границу… И в то же время это поручено какому-то пьянице, как вы высказываетесь, и он не может обеспечить операцию…Как вы думаете, они достаточно состоятельны, вы считаете?
Андрей Бабицкий: Мне очень хотелось бы, чтобы прокуратура с фактами в руках опровергла мои сведения. И у прокуратуры, на мой взгляд, для этого были все законные основания провести расследование по тем фактам, о которых я говорил. К сожалению, фактов нет у вас, поэтому мои заявления в данном случае являются, так сказать, единственной возможностью описать события.
Я думаю, что абсолютно состоятельны… Среди сотрудников правоохранительных органов я встречал немало сильно пьющих людей, и я считаю, что та ситуация, в которой сегодня находятся силовые структуры, в общем, не располагает к тому, чтобы там оставались наиболее, так сказать, честные и мужественные люди.
Рашидхан Магомедов: Вот вы сказали, значит, судя по бардаку, это могло, может быть… они могли договориться. Но насколько мы знаем, бардак, наоборот, и способствует тому, чтобы можно было решить такие проблемы незаконные?
Андрей Бабицкий: Нет, вы знаете, я думаю, что в то время, когда ФСБ планировало… или КГБ… когда силовые службы планировали мероприятие, у них все разрабатывалось — при советской власти — до мелочей. Сейчас, я думаю, контроль над очень многими звеньями такого рода мероприятий просто утрачен. Ну, чего стоит хотя бы отсутствие штампа в паспорте, в загранпаспорте, о том, что я являюсь гражданином Российской Федерации?! Понимаете, мне кажется, что какие-то вот такие вот огрехи в деятельности тех людей, которые должны были переправить меня в Азербайджан, говорят о том, что вообще операция была подготовлена не очень хорошо.
Рашидхан Магомедов: Вы полдня находились в Махачкале, пока обратились в гостиницу, пока были
