ситуации. Сделали они это в ответ на телеграмму о «необходимости посовещаться», которая пришла в адрес ЦК КПК из Москвы еще 21 октября. Аналогичные просьбы Хрущев направил тогда же центральным комитетам компартий Чехословакии, Болгарии и ГДР167. 23 октября китайская делегация в составе Лю Шаоци, Дэн Сяопина, Ван Цзясяна, являвшегося в то время заведующим отделом международных связей ЦК, и члена Секретариата ЦК Ху Цяому вылетела в Москву[120].
Провела она там одиннадцать дней. С 23 по 31 октября Лю и другие вели переговоры с Хрущевым, Молотовым и Булганиным на бывшей сталинской даче в Липках. Несколько раз Хрущев приглашал Лю Шаоци на заседания Президиума ЦК КПСС. В первый же вечер Лю Шаоци довел точку зрения Мао об «отброшенном мече» и «великодержавном шовинизме» до Хрущева, который вынужден был все это проглотить168. К тому времени советское руководство само уже отказалось от вторжения в Польшу169. И главное, что сейчас его беспокоило, было положение в Венгрии. Обстановка там резко обострилась именно 23 октября. В Будапеште началась настоящая народная революция. Так что в центр дискуссий Хрущева и Лю встал именно венгерский вопрос. Лю беспрерывно советовался с Мао, и тот первоначально рекомендовал Хрущеву придерживаться такой же, как в Польше, миролюбивой позиции. Он считал, что «рабочий класс Венгрии» сможет самостоятельно «восстановить контроль над ситуацией и усмирить восстание своими силами»170. Но все изменилось во второй половине дня 30 октября. Именно тогда Мао получил информацию от своего посла в Венгрии, а также от Лю Шаоци о самосуде над офицерами госбезопасности, имевшем место в Будапеште [121], и его терпение лопнуло. Пускать дело на самотек, решил он, было нельзя: переворот в Венгрии, казалось, отличался от либерально-коммунистических реформ Гомулки; он мог коренным образом повлиять на обстановку во всем социалистическом лагере. Мао тут же позвонил Лю Шаоци, который передал Хрущеву и другим членам Президиума ЦК КПСС новую точку зрения Мао: «[Советские] войска должны остаться в Венгрии и Будапеште». Это означало «добро» на подавление венгерского демократического движения.
Одновременно Мао и Лю оказали давление на Президиум ЦК КПСС, потребовав от него принятия специальной «Декларации об основах развития и дальнейшего укрепления дружбы и сотрудничества между Советским Союзом и другими социалистическими странами». Сделали они это для того, чтобы пресечь дальнейшие проявления советского великодержавного шовинизма в отношении социалистических стран. Именно этот шовинизм они считали одной из главных причин возникновения «нездоровой» ситуации в Восточной Европе. В декларации говорилось: «Страны великого содружества социалистических наций могут строить свои взаимоотношения только на принципах полного равноправия, уважения территориальной целостности, государственной независимости и суверенитета, невмешательства во внутренние дела друг друга»171.
А вечером 31 октября уже в аэропорту, провожая китайскую делегацию, Хрущев, явно приняв во внимание изменившуюся позицию Мао, объявил Лю Шаоци, что Президиум ЦК КПСС решил «навести порядок в Венгрии». «Споров не возникло, — вспоминал он позднее, — Лю Шаоци сказал, что, если в Пекине подумают по-другому, он нас известит»172. Но Мао не изменил своей позиции. В итоге советский лидер решил действовать «на всю катушку», тем более что вскоре стало известно о том, что венгерское правительство обратилось к западным странам и папе римскому за помощью, объявив о намерении вывести Венгрию из Варшавского договора. 4 ноября советские танки вошли в Будапешт.
Несмотря на это, Мао Цзэдун и другие руководящие деятели Китая были глубоко потрясены самим фактом либерально-демократического движения в странах социализма. В середине ноября 1956 года, на 2-м пленуме ЦК КПК восьмого созыва, Мао развил идеи об «отброшенном мече». Его атаки на СССР не имели прецедента. Не в силах сдержать негодования, он заявил даже о том, что некоторые советские руководители «в известной мере… отбросили и Ленина как меч». Более того, очертил новую сферу разногласий с Москвой, впервые начав открыто критиковать тезис Хрущева о возможности «мирного перехода от капитализма к социализму». «В докладе Хрущева на XX съезде КПСС говорится, что можно взять власть парламентским путем. Это значит, — подвел черту Мао, — что другим странам больше не надо учиться у Октябрьской революции. С открытием этой двери ленинизм уже в основном отброшен»[122].
Полемика, которую он развернул, была, конечно, откровенно надуманной: никто ведь не мог предсказать будущее. Тем не менее с тех пор вплоть до конца 1970-х годов советские и китайские руководители будут обострять дискуссию о возможности «мирного перехода от капитализма к социализму».
Высказал Мао претензии и к руководству ряда восточноевропейских стран, основная проблема которых, как он считал, заключалась в том, что их коммунисты не вели у себя дома как следует классовую борьбу. Вследствие чего в этих странах «не была искоренена масса контрреволюционеров»173.
Воспользовавшись ситуацией, он постарался в то время вновь протолкнуть идею о дальнейшем ускорении темпов экономического развития КНР, возобновив атаку на группу «умеренных», по-прежнему ориентировавшихся на советский экономический опыт. «Что-то хорошее было и в XX съезде КПСС, — отметил он в этой связи накануне пленума. — А именно: [съезд] вскрыл истинное положение вещей, раскрепостил сознание, привел к тому, что люди перестали считать, что все, что сделано в Советском Союзе, — абсолютная истина, которая не подлежит изменению, а должна приниматься к исполнению. Нам надо самим шевелить мозгами, решая проблемы революции и строительства в нашей стране»174.
На самом же пленуме он призвал к проведению в следующем году новой кампании «за упорядочение стиля» КПК, вновь раскритиковав «умеренных»175. Он не назвал их главных представителей поименно, но делегаты поняли, что имелись в виду Лю Шаоци, Чжоу Эньлай и Чэнь Юнь, которые выступали на пленуме с основными докладами176. Неудовольствие Мао вызвал тот факт, что Лю, Чжоу и Чэнь попытались обосновать курс на «временное отступление» в сфере промышленного строительства, опасаясь «перегрева экономики»177. Но больше всего его раздражало, что Лю и Чжоу связали в своих докладах события в Восточной Европе с «просчетами» польских и венгерских руководителей в экономической политике, в особенности с их настойчивыми попытками форсировать темпы индустриализации и коллективизации178. Характерно, что в день открытия пленума, 10 ноября, «Жэньминь жибао» опубликовала статью, в которой в соответствии с идеями Лю и Чжоу заявлялось, что венгерские руководители ошибочно подстегивали индустриализацию и насильственно провели коллективизацию крестьянства. И хотя все выступавшие на пленуме, включая «умеренных», разделяли негодование Мао по поводу «ошибок» советского руководства, Председатель остался недоволен.
Еще в начале ноября он высказал мысль о необходимости подготовить новую статью о Сталине — «в особенности с учетом венгерских событий»179. И в декабре Политбюро дало соответствующее задание редакции «Жэньминь жибао». Было подготовлено шесть вариантов. Все они обсуждались на расширенном заседании Политбюро. Мао внес ряд исправлений, наиболее существенным из которых являлось исключение следующей фразы из шестого проекта: «Быстрый прогресс в деле социалистического строительства Китая в большой мере является результатом изучения советского опыта». В то же время он написал на полях: «Будущее покажет, был ли курс, взятый в строительстве Китая, верным. Сейчас этого сказать нельзя»180. Статья, озаглавленная «Еще раз к вопросу об историческом опыте диктатуры пролетариата», была опубликована 29 декабря 1956 года. В ней критика в адрес Сталина значительно ограничивалась. И если в первой, апрельской, публикации говорилось о «великих заслугах» советского народа и КПСС в истории человечества, то в новой статье подчеркивались «великие заслуги» Сталина «в деле развития Советского Союза и… международного коммунистического движения».
После этого, в январе 1957 года, Мао направил в СССР, Польшу и Венгрию делегацию во главе с Чжоу Эньлаем181. В ее задачу входило содействие дальнейшему урегулированию проблем, связанных с восточноевропейским кризисом. Чжоу Эньлай должен был еще раз объяснить Хрущеву, что «те в Советском Союзе, кто вновь захочет проводить [политику] великодержавного шовинизма, неминуемо столкнутся с трудностями». «Эти люди, — сказал Мао Чжоу Эньлаю, — ослеплены жаждой наживы. Лучший способ справиться с ними, это устроить им головомойку».
И Чжоу энергично последовал «совету» Мао, хотя до того придерживался уклончивой позиции в вопросе об отношении к СССР. Встретившись с Хрущевым, Булганиным и Микояном, которые оказали ему «великолепный и грандиозный прием», он уже на второй день перешел в атаку. Начал он с того, что
