— Поехали? — предложил Папа.
— О, да! — воскликнул мистер Дженнаро. — Дети, следите за своими манерами. — Он строго посмотрел на Ральфа и Хельгу.
Мне Папа ничего не сказал, только бросил на меня острый взгляд.
Мистер Дженнаро влез на свою лошадь, Папа и мистер Табмен — на своих. Оркестр, не переставая играть, отступил на несколько шагов, чтобы они могли проехать, и, зацокав копытами, лошади поскакали прочь с площади. Оркестр, по-прежнему играя громко и фальшиво, последовал за ними вместе с доброй частью толпы.
— Почему они так встречают Папу?.. — спросила я.
— Твой отец — знаменитость, — иронически громыхнул стоящий позади Джордж Фахонин.
Я вовсе не собиралась с ним разговаривать. Просто неосторожно подумала вслух. Но это напомнило мне, что я твердо решила никогда больше с ним не общаться. Пожав плечами, я отодвинулась в сторону.
Оставшаяся часть толпы подтянулась поближе к кораблю, желая, наверное, разглядеть нас получше. Джордж посмотрел на них без особого удовольствия. Ему словно бы хотелось шугануть их отсюда.
— Подожди здесь, — сказал он мне. — Я сейчас вернусь.
Он поднялся по трапу, туда, где, с интересом разглядывая собравшихся людей, стояли три члена экипажа. Они что-то сказали Джорджу и засмеялись, но Джордж не засмеялся в ответ. Он раздраженно помотал головой и отправил их внутрь корабля.
— Что будем делать? — обратился тот мальчик, Ральф, к своей сестре, и я повернулась к ним.
На Корабле такая большая продолжительность жизни и, наоборот, маленькая плотность населения, что почти невозможно встретить брата и сестру, у которых разница в возрасте была бы меньше двадцати лет. Такие погодки, как эти двое, на Корабле большая редкость. А все мои знакомые ребята — единственные дети у своих родителей.
Эти брат и сестра ничем не походили друг на друга, за исключением телосложения. В книгах наоборот: либо дети — копии друг друга, либо они — вылитый какой-нибудь дядя Макс, который давным-давно пропал, но зато владеет всеми семейными деньгами. У Хельги были темные волосы, правда чуть светлее моих, но гораздо длиннее. Уложенные в прическу с помощью гребешков, они спадали на Хельгины плечи, затянутые в платье с кокеткой. Ее брат носил длинные штаны, вроде тех, которые Папа надел сегодня, и простую рубашку. Они явно принарядились для торжественной встречи, и это придавало им немного скованный вид. Наверное, я для них выглядела так же странно, как и они для меня. Я была невысокой темноволосой девчонкой с короткой стрижкой, одетой в свою обычную белую блузку со свободными рукавами, синие шорты и сандалии на толстой подошве. В этой одежде я чувствовала себя удобно почти в любой компании на Корабле. Я не оделась бы так для игры в футбол — тут нужно что-нибудь менее официальное, да и обувь должна быть покрепче. Но сейчас я считала, что выгляжу вполне опрятно и презентабельно. Хотя, после блеска этих темно-зеленых мундиров, в глазах этих ребят моей одежде могло не доставать элегантности.
Мы долго и пристально смотрели друг на друга; затем мальчик спросил, отойдя чуть в сторону:
— Сколько тебе лет?
— Двенадцать, — ответила я.
— Мне — четырнадцать, — сказал он. — А ей двенадцать.
— Папа велел нам показать тебе наши достопримечательности, — сказала Хельга, пуская пробный шар. Я глубоко вздохнула и произнесла только:
— Ладно…
— А как насчет него? — спросила Хельга, показывая на трап, где на самом верху спиной к нам стоял Джордж. — Он же велел тебе ждать его здесь. — Он должен за мной присматривать, но меня-то это ни к чему не обязывает… — Я усмехнулась. — Давайте смоемся, пока он не вернулся?
— Пошли, — сразу согласился Ральф.
Он побежал вдоль высокого борта разведкорабля — совсем в другую сторону, чем та, в которой скрылись Папа и его собственный отец. Мы с Хельгой последовали за ним. Джордж, заметив, что я убегаю, что-то крикнул, но я, естественно, и не думала останавливаться. Будь я проклята, если стану обращать на него хоть какое-то внимание.
Ральф слегка наклонился и шлепнул ладонью по нижней выпуклости корабля может, для того, чтобы продемонстрировать свою смелость, а после всем об этом рассказывать, а может — просто так. Пробежав под всем кораблем, мы вынырнули с другой стороны. Тут тоже было немало народу, но меньше, чем с той, где был спущен трап, — скорее всего, потому, что с этой стороны нельзя было поглазеть на нас, людей с Корабля. Мы промчались сквозь толпу, не обращая внимания на окрики и удивленные взгляды этих плотно сбитых аборигенов, и завернули за первый попавшийся угол какого-то здания. Я казалась себе ужасно смелой, как будто отважилась на великое приключение.
Мы несколько раз быстро свернули с одной улицы на другую, и если Джордж нас преследовал, то теперь он наверняка отстал. К этому времени я окончательно потеряла представление о том, где нахожусь. Мы стояли на улице, как близнец похожей на любую из тех, по которым мы только что пробегали, мощенной круглыми камнями и шириной примерно с большой коридор на нашем Корабле. Дома из дерева и камня, некоторые — из кирпича, располагались по обеим ее сторонам.
— Подождите! — попросила я. — Не могу я больше бежать…
Я задыхалась, ноги гудели. Бег здесь требовал гораздо больших усилий, чем дома. И я нисколько не сомневалась, что если упаду, это будет намного больнее. Грайнау была планетой, про которую говорили: «Она на девяносто процентов такая же, как Земля». Но в остальные десять процентов умещалось довольно много всяких странностей и неудобств, повышенная гравитация, например. Ее одной хватило мне, чтобы почти сразу же устать.
— Что случилось? — спросил Ральф.
— Я устала. Давайте просто пройдемся.
Они обменялись взглядами, потом Ральф согласно кивнул:
— Ладно.
Дышать было немного трудновато, воздух казался густым, теплым и влажным. Как прогулка в парилку — и так же приятно…
— Тут у вас всегда такой воздух? — спросила я.
— Какой такой? — В голосе Хельги послышалась едва заметная нотка угрозы.
— Густой…
И вонючий к тому же, могла бы добавить я. Воздух действительно был насыщен всевозможными незнакомыми мне запахами, но я сочла за лучшее промолчать. Говорят, что на планетах воздух «свежий». Не знаю. Но воздух Грайнау мне не понравился.
— Просто сегодня сыро, — сказал Ральф. — Но скоро посвежеет, поднимается ветер.
В начале знакомства мы, все трое, немного побаивались друг друга. Но Ральф и Хельга быстро поняли, как глуп был их страх, и скоро, когда они забывали за собой следить, в их поведении стало проскальзывать пришедшее на смену страху пренебрежение. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, в чем дело: постоянно обмениваясь многозначительными взглядами, они явно считали дурацким почти все, что я говорила.
Я и в самом деле ничего не знала. Не знала, например, сколько сейчас времени. И едва я заикнулась, что, по моим понятиям, сейчас еще утро, как они мигом недоуменно обернулись ко мне. Оказалось, что здесь уже вторая половина дня, а то, что я завтракала перед самым стартом с Корабля, не имело никакого значения.
Показав на одно из зданий, я спросила, что это такое.
— Это магазин. Ты что, никогда не видела магазина?!
— Не видела. Я о них только читала. У нас на Корабле такое маленькое общество, что нет смысла торговать. Если что-нибудь нужно, ты просто предъявляешь требование, и тебе доставляют эту вещь. Можешь жить скромно, можешь — роскошно, как тебе нравится, но есть предел тому, сколько вещей помещается в одну квартиру. Некоторые живут вплотную у этого предела, но в обществе, где каждый может иметь почти все, что захочет, нет никакого престижа в обладании бесполезными вещами. Поэтому
