стояли слёзы. – Связь – она именно такая, как я себе и представляла. Когда мы коснулись… Я всегда хотела быть Драконьим Всадником, Эрагон, чтобы иметь возможность защищать мой народ, чтобы отомстить за смерть моего отца от рук Гальбаторикса и Проклятых. Но до тех самых пор, пока я не увидела первую трещинку на скорлупе яйца Фирнена, я и мечтать не смела, что это когда-нибудь может со мной произойти.
– Когда ты коснулась, появился…
– Да, – она подняла левую руку и показала серебристый знак на ладони, похожий на его собственный гедвёй игназия. – У меня было такое чувство… – она остановилась подыскивая слова.
– Словно бы в этом месте тебя обожгло ледяной водой, – помог ей Эрагон.
– Да, точно, – она, казалось, подсознательно скрестила руки, будто замерзала.
– Итак, ты вернулась в Эллесмеру, – сказал Эрагон. В это время Сапфира делилась с Фирненом своими воспоминаниями о том, как она и Эрагон купались в Озере Леона, когда они путешествовали в Драс-Леону с Бромом.
– Итак мы вернулись в Эллесмеру.
– И отправилась жить на утёсы Тельнаейра. Но зачем тебе было становиться королевой, когда ты уже стала Всадницей?
– Это была не моя идея. Дэтхедр и другие эльфы пришли в мой дом на утёсах и попросили меня принять мантию моей матери. Я отказалась. Тогда они вернулись на следующий день. Потом на следующий. Они приходили каждый день в течение недели и каждый раз приводили всё новые и новые аргументы, почему я должна была принять корону. В конце концов, они убедили меня в том, что так будет лучше для нашего народа.
– Но почему? Из-за того, что ты дочь Имиладрис? Или потому что стала Всадницей?
– Нет, то, что Имиладрис была моей матерью, не самое главное, хотя, частично и это тоже повлияло. И не из-за того, что я стала Всадницей. Наша политика значительно сложнее, чем человеческая или у гномов. Выбор монарха у нас – не лёгкое дело. Этот выбор требует достижения согласия дюжин домов и семей, а также старейшин нашей расы, и каждый выбор, который они делают – это тонкая игра, в которую мы играем вот уже много тысяч лет… Было очень много причин, по которым я должна была стать королевой, далеко не все из них очевидны.
Эрагон пошевелился, глядя то на Сапфиру, то на Арью: он никак не мог смириться с решением последней.
– Но как ты можешь быть Всадницей и одновременно королевой? – спросил он. – Предполагается, что Всадники не могут поддерживать какую-либо отдельную расу. Нам просто перестанут доверять остальные народы Алаегейзии. И как ты сможешь нам помочь выстроить заново наши ряды и вырастить новое поколение драконов, если будешь занята в Эллесмере?
– Мир уже не тот, каким был прежде, – ответила она. – И Всадники не могут оставаться в стороне, как делали это раньше. Нас слишком мало, чтобы сражаться в одиночку, и пройдёт достаточно большой промежуток времени, прежде чем мы займём прежнее место. В любом случае, ты сам принёс клятву Насуаде, Орику и Дюрмгист Ингейтуму, но не нам, не Эльфакину. Поэтому мне кажется, что это только правильно, что и у нас появился Всадник и дракон.
– Но ты же знаешь, что Сапфира и я воевали бы за эльфов так же яростно, как за гномов и людей, – возразил он.
– Да, я знаю, но остальные-то – нет. Видимость важна, Эрагон. Ты не можешь отрицать тот факт, что дал своё слово Насуаде, что дал присягу верности клану Орика… Мой народ претерпел множество страданий за прошедшую сотню лет, и, хоть ты, может, этого и не замечаешь, мы тоже уже не те, что были прежде. С тех пор, как популяция драконов стала клониться к вымиранию, мой народ тоже стал уменьшаться. У нас стало рождаться меньше детей, наша сила стала истощаться. Некоторые также говорят, что наши умы не так остры, как раньше, хотя это и трудно доказать.
– Тоже самое верно и для людей, так, во всяком случае, сказал нам Глаэдр, – промолвил Эрагон.
Она кивнула.
– Он – прав. Обеим нашим расам нужно время для восстановления, и очень многое зависит от возрождения драконов. Более того, так же, как вам необходима Насуада, чтобы помочь оздоровлению вашего народа, также и нам необходим лидер. Имиладрис умерла, и я посчитала себя обязанной взять на себя это бремя, – она коснулась своего левого плеча, на котором под одеждами находилось тату из символов йауэ. – Я пообещала служить своему народу, когда была значительно старше, чем ты. Я не могу оставить их теперь, когда их нужды так велики.
– Ты им всегда будешь нужна.
– И я всегда буду служить им, – ответила она. – Но не беспокойся; ни я, ни Фирнен не забудем о наших обязанностях Всадника и Дракона. Мы будем помогать тебе патрулировать земли и улаживать конфликты, и где бы ни было место для выращивания драконов, мы будем навещать эту землю, чтобы помогать, так часто, как только сможем, даже если оно будет находиться на самом южном крае горного хребта Спайн.
Эти её слова обеспокоили Эрагона, но он постарался скрыть своё беспокойство. То, что она только что пообещала, станет невозможно, если он и Сапфира сделают так, как решили, направляясь сюда. Хоть всё, о чём сказала сейчас Арья, подтверждало то, что они избрали правильный путь, он переживал о том, что этот путь был невозможен для самой Арьи и Фирнена.
Тогда он склонил свою голову, принимая решение Арьи стать королевой и признавая её право на это.
– Я знаю, что ты не будешь пренебрегать своими обязанностями, – сказал он. – Ты никогда не пренебрегала, – он не планировал сказать это жёстко, это была всего лишь констатация факта, того факта, за который он уважал её. – И я понимаю, почему ты так долго не выходила с нами на связь. Возможно, окажись я на твоём месте, я поступил бы так же.
Она снова улыбнулась 'Спасибо'.
Он показал жестом на её меч.
– Я так понимаю, Рюнён переделала Тамерлин, чтобы он лучше подходил тебе?
– Да, и она всё время ворчала. Она заявила, что клинок был безупречен таким, каким он был, но я очень довольна изменениями, которые она сделала; теперь клинок держится так, как должен в моей руке, и кажется не тяжелее, чем хлыст.
Пока они стояли и смотрели на драконов, Эрагон всё думал о том, как лучше поведать Арье об их планах. Прежде чем он смог решить это, она спросила:
– Вы с Сапфирой хорошо провели время?
– Да.
– Что ещё интересного случилось с вами со времени написания письма?
Эрагон на минутку задумался, а потом коротко рассказал ей о покушениях на жизнь Насуады, о восстаниях на севере и юге, о рождении дочери Рорана и Катрины, о приобретённом Рораном благородном титуле, о сокровищах найденных в цитадели. В последнюю очередь он рассказал ей о возвращении в Карвахолл и их визите к месту последнего покоя Брома.
Пока он рассказывал, Сапфира и Фирнен начали гоняться друг за другом, кончики их хвостов дёргались взад-вперёд с необыкновенной скоростью. Челюсти обоих были слегка приоткрыты, длинные белые зубы были обнажены, они тяжело дышали через рот, из их глоток вырывалось низкое повизгивающее ворчание. Ничего подобного Эрагон ещё не слышал. Ему казалось, будто бы они собирались наброситься друг на друга, и это беспокоило его, но чувства, испытываемые Сапфирой были необыкновенно далеки от злобы или страха. Это было…
'Я хочу проверит его', – объяснила Сапфира. Она ударила хвостом о землю, отчего Фирнен остановился.
'Проверить его? Как? Зачем?
'Чтобы выяснить, так ли крепки ли его кости и так ли жарок ли огонь в желудке, чтобы противостоять мне?'.
– Ты уверена? – спросил он, поняв ее намерения.
Она снова щёлкнула хвостом о землю, и он понял, что желание её было серьёзным и сильным. 'Я знаю
