всё о нём, всё, кроме этого. Кроме того, – в ней промелькнула искорка изумления, – кажется, драконье увлечение друг другом не вечно.
– Очень хорошо. Но будь осторожной.
Он едва закончил говорить с Сапфирой, как она бросилась вперёд и укусила Фирнена в левый бок. Из его раны брызнула кровь, он зарычал и отпрыгнул назад. Потом, рыча и не зная что делать дальше, он стал отступать перед надвигающейся на него Сапфирой.
– Сапфира! – огорченный, Эрагон повернулся к Арья, намереваясь извиниться.
Но она не выглядела огорчённой. Фирнену и Эрагону она сказала:
– Если ты хочешь, чтобы она тебя уважала, тогда ты должен укусить её в ответ.
Арья, удивлённо вздёрнув брови, посмотрела на Эрагона. Он ответил ей понимающей, но кривоватой улыбкой.
Фирнен взглянул, колеблясь, на Арью. Сапфира щёлкнула своими зубами, и он снова отпрыгнул назад. Потом, оглушительно заревев, он, подняв крылья, словно стараясь казаться больше, бросился на Сапфиру и, кусая её за заднюю лапу, вонзил в неё зубы.
Боль, которую испытала Сапфира, вовсе и не была болью.
Сапфира и Фирнен возобновили своё кружение, всё громче и громче рыча и повизгивая. Фирнен снова ринулся на Сапфиру. Он запрыгнул на её шею и пригнул её голову к земле. Удерживая её в таком положении, он пару раз игриво укусил Сапфиру в затылок.
Сапфира боролась не так яростно, как от неё ожидал Эрагон; он догадался, что она сама позволила Фирнену поймать себя – этого не удавалось сделать даже Торну.
– Ухаживания драконов не так-то уж и нежны, – прокомментировал он Арье.
– А ты что, ожидал от них ласковых слов и нежных ласок?
– Я полагаю, что нет.
Кивком шеи Сапфира сбросила с себя Фирнена, и отскочила назад. Она заревела и начала царапать землю передней лапой. Фирнен задрал голову к небу и выпустил вверх журчащую струю зелёного пламени. Пламя было в два раза больше его самого.
– Ох, – восхищённо выдохнула Ария.
– Что?
– Это первый раз, когда он выдохнул огненное пламя.
Сапфира тоже выпустила изо рта пламя; стоя в пятидесяти футах от неё, Эрагон чувствовал его жар. Потом она присела и прыгнула вверх, взмывая прямо в небо. Мгновением спустя за ней последовал Фирнен.
Эрагон и Арья стояли и смотрели на поднимающихся в небеса сверкающих драконов; те взбирались по спирали всё выше и выше и дышали огнём. Это было незабываемое, повергающее в трепет зрелище: одновременно и дикое, и прекрасное, и пугающее. Эрагон понимал, что он наблюдал за древним, первородным ритуалом, бывшего частью самой природы, и без исполнения которого земля была обречена на увядание и смерть.
С увеличением расстояния между ним и Сапфирой, их связь стала становиться всё слабее и слабее, но он по-прежнему был способен ощущать пыл её страстей, из-за которых поле её зрения потемнело по краям, и её мысли растаяли, и остались только инстинктивные, которым подчиняются все живые существа, и даже эльфы.
Драконы взлетали всё выше и выше, пока не стали казаться двумя кружащимися друг вокруг друга мерцающими звёздочками в бесконечности синего неба. Хоть она и была далеко от него, Эрагон всё ещё мог видеть всполохи воображения и чувств Сапфиры, и хоть он многое испытал, когда Эльдунари поделились с ним своими воспоминаниями, его щёки и кончики ушей загорелись, и он не мог взглянуть Арье прямо в глаза.
Арья тоже выглядела тронутой драконьими эмоциями, хотя и не так, как он; она, тихо улыбаясь, пристально следила за Сапфирой и Фирненом, её глаза светились ярче, чем обычно, казалось, что вид двух драконов наполнял её гордостью и счастьем.
Эрагон вздохнул, присел на корточки и начал рисовать на земле стебельком травы.
– Ну, это не продлится долго, – заметил он.
– Нет, – согласилась Арья.
Так они провели много времени: она стояла, он сидел на корточках, всё вокруг было тихо, лишь ветер одиноко шумел.
Наконец Эрагон осмелился взглянуть на Арью. Она выглядела прекрасной, как никогда. Но он видел не только её красоту, он видел перед собой друга и союзника, он видел перед собой женщину, спасшую его от Дурзы, сражавшуюся вместе с ним против многочисленных врагов, заключённую вместе с ним в тюрьму под Драс-Леоной, ту, которая, в конце концов, убила Дауздаэртом Шрюкна. Он вспомнил то, что она рассказывала ему о своей жизни в Эллесмере, о её детских годах, о трудных отношениях с её матерью, о многочисленных причинах, заставивших её покинуть Дю Вельденварден, став послом эльфов. Он также подумал о её страданиях: некоторые были причинены её матерью; другие чувством одиночества во время жизни среди людей и гномов; третьи испытаны после гибели Фаолина и под воздействием пыток в Гиллиде.
Он подумал обо всём этом и испытал чувство глубочайшей близости с ней, и ему стало грустно от того, что он видел.
Пока Арья созерцала небо, Эрагон оглянулся вокруг и нашёл подходящий пласт сланцеподобного камня, выступавший из-под земли. Двигаясь тихо, насколько это было возможно, он выкопал пальцами камень и стряхнул с него грязь.
Ему потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить однажды использованное им заклинание, потом он видоизменил его так, чтобы извлечь из земли все необходимые цвета. Выговаривая про себя слова, он произнёс заклинание.
Возникло движение, словно водоворот грязной воды, и поверхность каменной дощечки помутнела. Потом цвета – красные, синие, зелёные, жёлтые – расцвели на сланце и, перемешиваясь и образовывая более тонкие оттенки, начали складываться в линии и формы. Через несколько секунд на камне проступило изображение Арьи.
Когда оно было готово, он прекратил заклинание и начал изучать отпечаток. Ему понравилось то, что он увидел. Изображение было точной и честной копией Арьи и выгодно отличалось этим от того отпечатка, что он сделал в Эллесмере. Отпечаток, что он держал сейчас в руках имел глубину, которой не доставало первому. Изображение, если говорить о композиции, не было идеальным, но Эрагон был горд тем, что ему удалось понять так много из её характера. В этом отпечатке ему удалось суммировать всё, что он знал о ней, все её достоинства и недостатки.
Он дал себе насладиться своим удачным творением ещё мгновение, потом отбросил камень в сторону, собираясь разбить его о землю.
– Кауста, – промолвила Арья, и дощечка, повернув в воздухе, оказалась в её руке.
Эрагон открыл уже рот, чтобы извиниться или объясниться, но потом передумал и промолчал.
Держа в руках отпечаток, Ария внимательно вгляделась в него. Эрагон напряжённо смотрел на неё, гадая, как она отреагирует.
Последовала долгая, напряжённая минута.
Потом Арья опустила камень.
Эрагон встал и протянул руку, чтобы забрать дощечку, но она не отдала её ему. Она выглядела взволнованной, и его сердце упало; отпечаток расстроил её.
Глядя Эрагону прямо в глаза, она сказала на древнейшем языке:
– Эрагон, если ты хочешь, я скажу тебе моё настоящее имя.
Её предложение застало его врасплох. Он ошеломлённо кивнул и с огромным трудом смог вымолвить:
– Это было бы для меня великой честью.
Арья шагнула вперёд и, поднеся губы к уху Эрагона, едва слышно прошептала своё настоящее имя. Пока она говорила, имя зазвенело у него в голове, и вместе с ним пришло понимание. Часть её имени он уже знал, но в нём присутствовали и черты, которые удивили его, черты, которыми, он догадался, Арье
