аквариум, если раны, нанесенные ей, не окажутся смертельными. У причала все мы сфотографировались перед кагуамой.
В водах, омывающих Кубу, наиболее распространены три вида морских черепах: кагуама, тортуга — зеленая суповая черепаха и карей.
Чаще всего мне приходилось во время охоты встречать черепаху карей — она меньше своих сородичей, аккуратнее, забавнее и привлекательнее. Ее панцирь состоит из прозрачных, узорчатых килеобразных кератиновых пластин, заходящих одна на другую, как черепицы на крыше и не достигает метра в длину. Голова этой черепахи вытянутая, заканчивается скорее клювом, чем ртом, как у хищных птиц, и вместе с тем карей привлекательна. На ней никогда нет никаких наростов, ракушек, морских паразитов, она исключительно чиста. А когда удавалось поймать ее руками, большего наслаждения мне в море получать не приходилось.
Ухватившись одной рукой за панцирь у головы, а другой у хвоста, я превращался в подводного наездника. Когда надо было пополнять легкие свежим воздухом, достаточно было приподнять левую руку, опустив правую, и карей, работая своими конечностями, как плавниками, выносила меня на поверхность. Стоило сделать обратное движение, и черепаха увлекала меня на глубину, где можно было делать разные повороты, объезжая подводное царство. Ощущение свободного и довольно быстрого движения под водой всегда опьяняло меня, и я не мог не проникнуться к черепахам карей особой симпатией. Только сейчас я вдруг подумал, что в моем домашнем музее нет чучела карея — я не стрелял ни в одну из них. А однажды, сам попав в рыбачьи сети, расставленные на дне, вызволил оттуда двух кареев и почему-то не сделал того же самого с тортугой.
Большая зеленая черепаха намного крупнее карея, а кагуаму, так ту кубинские рыбаки даже не пытаются ловить сетями.
Если черепаха карей несъедобна и у нее ценится только панцирь, идущий на разного рода украшения и ювелирные поделки, то мясо тортуги и кагуамы обладает высокими гастрономическими качествами. Повышенный спрос у кулинаров имеет особый хрящевидный орган — калипия и часть нижнего панциря. «Настоящие гурманы оттолкнут вторую ложку черепахового супа, если после первой их губы не слипнутся. А без калипии они точно не слипнутся». Это фраза из авторитетной поваренной книги.
Морские черепахи — безобидные и беззащитные рептилии, хотя и питаются моллюсками и рыбой. Живут черепахи постоянно в море, но через определенные промежутки времени должны подниматься на поверхность за воздухом — так и была замечена захваченная нами кагуама. На сушу черепахи выбираются только для начала свадебного обряда и затем, через 40–45 дней, для кладки яиц в прибрежном песке.
Черепахи очень плодовиты. Кагуама откладывает сразу до четырехсот яиц, которые зарывает в яму, где, как в инкубаторе, и развиваются зародыши. Маленькие, только что родившиеся черепашки — со спичечную коробку, не больше, — точная копия своих родителей и с первой же секунды готовы вести самостоятельную жизнь.
В тот день, день выхода в море с Владимиром Михайловичем Комаровым, мы договорились с кубинскими товарищами из секции подводной охоты, когда наступит время, организовать экскурсию к побережью необитаемого полуострова Гуанакабибес, где морские черепахи еще откладывают яйца.
Последние десятилетия человек хищнически истреблял этих животных, и инстинкт самосохранения заставил их избрать для продолжения своего рода безлюдные, трудно доступные людям места.
К указанному нам рыбаками из Лос-Арройос участку берега мы подошли в середине дня. По следам, оставленным прошлой ночью на пляже, было видно, что место мы выбрали удачно. Сразу за полосой песчаного берега начинаются топи. Мы с трудом разыскали строительный материал для двух наблюдательных вышек. Подняв их, мы отошли немного от берега, поохотились, аппетитно пообедали и завалились спать, так как впереди предстояла бессонная ночь.
С наступлением сумерек мы, разбившись на две группы по три человека и вооружившись ночными биноклями, взобрались на вышки. Примерно через час ожидания мы увидели темное пятно, показавшееся на белой полосе легкого прибоя. Черепаха лежала неподвижно, и в бинокль было видно, как она задирала голову, прислушиваясь.
Мы не шевелились. Я сидел как изваяние и с тревогой думал, не обладают ли черепахи способностью улавливать на расстоянии возникающее в нас чувство охотничьего азарта.
Шел мой черед смотреть в бинокль, когда черепаха — мы определили, что это была кагуама, — быстро двинулась вперед. Я передал бинокль соседу, и вдруг животное остановилось. Мы не дышали. Черепаха снова поползла. Добравшись до жухлых кустиков, кагуама остановилась, но место ей, видимо, не понравилось, и она приблизилась к нам еще метров на десять. Повернувшись мордой к морю, черепаха тут же приступила к делу. От задних ног, которые работали у нее как исправные механические черпаки, в разные стороны полетели кучи песка.
Кругом была такая тишина, что мы все трое ясно слышали, как кагуама изредка глубоко вздыхала. Возвращая мне бинокль, сосед сделал выразительный жест: провел пальцами по щекам от глаз к подбородку. Я поглядел в бинокль. Да, черепаха действительно плакала.
Как прекрасна она, легенда о черепашьих слезах! Мать, откладывая яйца и навеки расставаясь со своим потомством, в слезах изливает свое безутешное горе. Теперь ученые установили, что специальные слезные железы во время утомительной работы освобождают организм животного от избыточного содержания в нем солей. Однако впервые не хочется верить ученым, расставаться с прекрасной легендой.
Но вот кагуама, до того наполовину погрузившаяся в яму, выбралась из нее и замерла. Мы ручным фонарем подаем условный сигнал товарищам, сидящим на другой вышке, получаем ответ и бросаемся к нашей кагуаме.
Известно, что в момент кладки яиц черепаха занята только этим, и никакой артиллерийской канонаде ее не спугнуть.
Мы стоим рядом с черепахой и видим, как из глаз ее льются слезы, она судорожно зевает, широко открывая свой беззубый рот. Яйца сыплются из нее с интервалом в секунду-две. Я считаю до пятидесяти и вдруг ощущаю, что охвачен незнакомым волнующим чувством — я присутствую при каком-то таинстве.
Кругом пустынные — море, берег, болото. Ночь темна. На черном небе очень далеко звездной дорожкой раскинулся Млечный Путь. Море, и днем немыслимо чужое, ночью у всех без исключения вызывает трепет. Берег тоненькой песчаной ниткой отделяет море от непроходимого болота. Раздается металлический каркающий звук, не похожий ни на один знакомый крик ночной птицы, с разбойничьим присвистом квакают банановые лягушки, надсадно перекликаются жабы. Стрекот цикад внезапно возникает и уносится вместе с ветром. До слуха долетает тяжелый всплеск и чавканье крокодила. А тут, совсем рядом со мной, плачет древний зверь, совершая свой таинственный, принесенный из мезозойской эры обряд. А яйца всё скатываются в яму, и слышен их стук.
Но вот кагуама пошевелилась, буквально прыгнула вперед и принялась задними ногами поспешно забрасывать яму. Не чувствовать и не видеть нас она не могла, но игнорировала полностью наше присутствие. Набросав горку, черепаха придавила ее своей тяжестью и только тогда торопливо устремилась к морю. Однако мы были наготове: подскочив к черепахе, мы тут же перевернули ее на спину — из этого положения ей самой не выбраться. Надо было звать наших друзей, но тут со второй вышки был подан сигнал — три коротких вспышки: у них там тоже происходило что-то интересное. Вскоре частыми миганиями фонарика они пригласили нас.
Теперь мы стали свидетелями кладки яиц большой зеленой черепахи. Она вела себя так, как наша кагуама, и, перевернутая на спину, также замерла в ожидании своего конца. Однако, вдоволь наглядевшись на наших пленниц, мы помогли им перевернуться на ноги и еще попробовали покататься у них на спинах. Но где там! Черепахи стремглав помчались в море.
Утром оба «инкубатора» были осторожно раскрыты. У зеленой в яме, которая была вырыта на сорок сантиметров, оказалось 118, а у кагуамы, в шестидесятисантиметровой, — 341 яйцо. Мы взяли с собой по дюжине из каждой кладки, чтобы отведать на вкус свежих черепашьих яиц, аккуратно засыпали ямы и, утрамбовав над ними песок, отправились на катер.
С тех пор прошли годы, но стоит мне вспомнить о той ночи и закрыть глаза, как мгновенно в мельчайших деталях возникают предо мной: темное таинственное море, Млечный Путь, пустынный берег, жуткое болото и огромная, безутешно плачущая черепаха.
