легко читались все чувства: сомнение и надежда, стремление держать себя в руках и глубокая скорбь.
— Скажите, вы сами сочинили это письмо или вам его продиктовал мой муж?
Квинлан не предполагал, что этот вопрос так смутит его. Но что значит еще одна мелкая ложь по сравнению с тем нагромождением лжи, что он вывалил на нее?
— Это его слова.
— Честно? — Надежда победила, и бледность на щеках Деллы уступила место нежному румянцу.
— Честно. — Квинлан испытывал такое же облегчение, как вор, которому удалось скрыться от ночного сторожа. — А теперь мы с господином Хокадеем оставим вас. Не будем мешать. — Он направился к двери, но внезапно остановился, вспомнив о чем-то. — У меня к вам одна просьба.
— Для друга Рейфа я сделаю все возможное.
— Мне бы хотелось немного побыть в комнате Рейфа, — сказал Квинлан, разглядывая цветочный узор ковра. — Он кое-что взял у меня, и мне нужно это вернуть. Если вы не возражаете.
— Конечно, берите все, что пожелаете. Боюсь, в его комнате беспорядок. Я не разбирала его вещи после того, как их доставили с континента. — Ее голос дрогнул, и она прокашлялась. — У меня было много планов насчет того, как отреставрировать родовой дом мужа. Рейф очень сокрушался о том, что предыдущие поколения семьи привели его в упадок. Но сейчас… Не знаю, что делать. Возможно, вы посоветуете мне, лорд Кирни.
Квинлан, красный от стыда, бросил на нее быстрый взгляд.
— Полагаю, вам следует сначала закончить с розами.
Делла улыбнулась, как будто услышала какой-то скрытый смысл в его словах.
— Очень разумный совет, милорд. А теперь прошу извинить меня. Хенли покажет вам ваши комнаты.
Делла не почтила своим присутствием ранний ужин, который протекал в гробовой тишине. Насытившись, Квинлан и Джейми разошлись по своим спальням. Джейми сразу же заснул, а у Квинлана еще были дела.
Полностью одетый, он прилег на покрывало и стал ждать, когда дом затихнет. На сердце было тревожно. Беседа с женой Рейфа пробудила мучительные угрызения совести.
Он уже давно уяснил, что отъявленные лжецы оставляют самую существенную ложь напоследок. Его желание побывать в комнате Рейфа не вызвало ни у кого вопросов, так как выглядело несущественным на фоне остального разговора. Интересно, до каких границ простирается его двуличность?
Рейф не умер. И все же из-за письма, которое он написал просто от скуки, очаровательной молодой женщине, жене Рейфа, суждено жить во лжи и носить вдовьи одежды. Он не знал, как сохранить эту тайну и стоит ли ее сохранять. Его снова охватило острое чувство вины. У него нет права вмешиваться. Он отдал леди Хиллфорд письмо. Уж лучше бы он не писал его. Но он написал, а потом отдал по назначению. И тем самым усложнил ситуацию. Недовольный собой, Квинлан встал и вытащил пачку бумаги из дорожного саквояжа. Когда сон не шел к нему, единственным спасением была работа. Возможно, ему не под силу решить проблемы своих друзей, но вот искусство драматургии ему понятно. В пьесе все построено логично и по правилам. Хорошие вознаграждены, а плохие наказаны — так достигается равновесие, которое редко встречается в реальной жизни.
Благие намерения часто приводят к ужасным ошибкам. Долг перед другом, которым якобы двигала любовь к жене, лишал его возможности компенсировать бессмысленный ущерб, нанесенный замечательной женщине. Так где же то самое равновесие?
Квинлан взял перо и провел его кончиком по приоткрытым губам. Обстоятельства принуждали его не лезть в чужие дела. Неожиданно он улыбнулся. А почему бы нет?
Он долго сидел за письменным столом, уставившись в одну точку. Однако обдумывал он не новую пьесу. Тот план, который зародился у него в голове, требовал небывалого полета фантазии.
Прошел целый час, прежде чем Квинлан откинул серебряную крышку хрустальной чернильницы и обмакнул перо. Он писал быстро, исправляя и зачеркивая. Наконец он добился того, к чему стремился. Затем, изменив почерк, переписал все набело. Свеча уже почти догорела, когда он откинулся на спинку кресла в стиле шератон и пробежал глазами текст.
Это может сработать, если…
Ему сопутствовала удача. Сундук с вещами Рейфа стоял в центре комнаты — там, где его оставили слуги. Вероятно, леди Хиллфорд планировала самостоятельно разобрать его. Представив, как графиня с любовью перекладывает вещи мужа, Квиплан почувствовал себя последним негодяем. И все же он поднял крышку. К тому, что находилось в сундуке, почти ничего не надо было добавлять.
Квинлан быстро приступил к делу. Следуя просьбе Рейфа, он положил в сундук портрет леди Корделии, несколько томиков стихов, пачку писем. О том, где что искать, его заранее предупредил Рейф.
Кроме этого, он взял несколько дорогих булавок для галстука, собрал рубашки, туфли, сюртуки и прибавил к остальным вещам дорогую табакерку, дабы все выглядело как кража. Для большей достоверности он кирпичом, завернутым в ткань, разбил окно возле задвижки. Только после этого он открыл дверь в каморку камердинера и впустил в комнату мужчину. Леди Хиллфорд и не подозревала, что в ее доме не два, а три гостя.
— Ну что, пора, милорд? — Мужчина, худой, низкорослый, с невзрачным лицом, был одет в темную одежду.
— Пора, Харрис. Тебя ждет вознаграждение. — Квинлан указал на сундук.
Оглядев сундук, Харрис кивнул.
— Я порадуюсь, когда буду держать денежки в руках.
— Да, я тоже предпочитаю считать цыплят по осени. — Квинлан приложил палец к губам. — Тише. Все должно быть доставлено в целости и сохранности.
— Обязательно, милорд. — Человек в знак уважения приподнял шапку и прошептал: — Предоставьте все Харрису. Он мастер своего дела и всегда готов услужить.
— Не выходи из дома, пока часы не пробьют два раза, — дождавшись, когда Харрис вскинет на спину тяжелый сундук, сказал Квинлан. — Больше ничего не бери. И не оставляй следов.
— Не сидите как на иголках, милорд. Харрис не из тех, кто щиплет за задницу священника.
— В Гринвиче, в береговых конторах, найдешь некоего мистера Секстона и доставишь ему сундук. Он отдаст тебе вторую половину вознаграждения. Постарайся нигде не задерживаться.
— Полечу как стрела, милорд. — Пыхтя и отдуваясь, Харрис протиснулся обратно в каморку.
Квинлан улыбнулся: план удался.
Завтра или послезавтра леди Хиллфорд обнаружит, что сундук Рейфа исчез. Еще через несколько дней она начнет получать послания с указаниями о местопребывании ее мужа. Какие шаги она предпримет дальше — ее дело.
Квинлан не верил в любовь, но они верили. Интересно посмотреть, куда заведет двоих любовь, если обычная преданность лишила его душевного спокойствия.
В одном он был уверен: из-за того, что произошло здесь сегодня ночью, он больше не сможет жить в Лондоне и притворяться, будто Рейф мертв, а его жена — вдова.
Его губы приподнялись в слабой улыбке. За последние несколько недель он так изменился, что теперь не узнаёт себя. К примеру, сегодня преданность вынудила его солгать леди Корделии и обворовать ее. Неделю назад подозрительность побудила его пробраться в контору Лонгстрита. Самолюбие заставило его оторвать человека от работы. Он позволил похоти одержать над ним верх и едва не изнасиловал беременную женщину.
Квинлан вздохнул. Даже через неделю после той ночи он не забыл своих необычных ощущений и огненно-рыжих волос бедняжки. Какая она стала красивая, когда самозабвенно целовала его! Она все еще занимала его мысли: очевидно, потому, что любовный пыл не лишил ее остроумия. Более того, оказалось, что она сведуща в области драматургии, и у них начала завязываться интересная беседа. В ее удивительных ярко-зеленых глазах он заметил странное сочетание целомудренности, подкрепленной тонким умом, и дерзости, достойной опытной соблазнительницы. Какая жалость, что они познакомились в ту пору, когда у него нет желания заводить новую любовницу, а она, находясь в деликатном положении, не в состоянии принять на себя эту роль!
Увы, он последует совету Лонгстрита — не важно, дан он из лучших побуждений или нет — и уединится