неясный. Когда он приблизился, размытые черты его лица оказались в фокусе. В них была сила и решительность. Рот четкий, но чувственный. Глаза скрывались в тени, лунный свет посеребрил только волосы. Когда он медленно наклонился к ней, она протянула ему руки, приветствуя его, зная, что предстоит.
Его губы были теплыми и твердыми, дыхание, проникавшее к ней, — горячим и сладким. Поцелуй следовал за поцелуем, каждый новый более сильный, чем предыдущий. Она почувствовала, как вся млеет, погружается в глубокий, восхитительный сон, в котором существует одно наслаждение. Когда его теплые руки начали двигаться вниз и нащупали ее грудь, она вся выгнулась навстречу ему и услышала его шепот:
— Сладкая… сладкая.
И она поверила ему.
Горячее желание разлилось по ее телу. Дыхание стало быстрым и прерывистым. Кожа горела. А поцелуи продолжались, горячие, сладкие, как мед, вызывая слезы боли и наслаждения у нее на глазах. Если бы только это все было на самом деле. Если бы только она была любимой. Если бы…
Часы пробили три, разбудив ее. В отличие от предыдущих ночей она, просыпаясь, не испытала смутного беспокойства. Ее охватило чувство ужаса.
Она была не одна в спальне.
Она подняла голову, боясь столкнуться с нежелаемым и тем не менее неизбежным.
У ее постели на расстоянии руки находился мерцающий облик мужчины.
6
Он предстал перед ней в виде силуэта, его белоснежная рубашка на груди слабо поблескивала в лунном свете.
Джулианна не двигалась. В комнате раздавался какой-то знакомый звук, словно капли дождя падали с крыши, но мягче. Это было биение ее собственного сердца. Спину ломило, руки и ноги болели, веки закрывались. Ее охватило желание отодвинуться на другой край кровати и соскользнуть на пол, чтобы он не видел ее. Но тело сопротивлялось, мускулы оказались скованными, неспособными ни на какое движение. Она ощущала внутри себя пустоту, вырытую страхом перед призраком, стоящим менее чем в трех футах от нее.
Она открыла глаза.
Силуэт не исчез, хотя и расплывался перед ее близорукими глазами. Он двигался бесшумно, как кошка. Если бы она не наблюдала за ним, то никогда не узнала бы, что он здесь.
— Кто вы? — Она выталкивала слова сквозь скованное ужасом горло.
Ответом ей было молчание.
Как ни странно, его молчание придало ей храбрости. Она понимала, что в его присутствии таится опасность, — он чего-то хочет от нее. Она медленно села на постели, двигаясь с трудом, как старая женщина, у которой суставы исковерканы годами.
— Вы привидение?
Он протянул к ней руку, словно ожидая, что она схватится за нее. Джулианна отодвинулась, натянула простыню поплотнее на грудь и встала на колени.
— Что вам нужно?
В комнате было темновато, чтобы она могла рассмотреть его лицо.
— Что вам нужно? — повторила она, ибо страх сковал ее обычно острый язык и разум.
Ей вдруг захотелось потрогать его, чтобы убедиться, что он настоящий, а не призрак из ночного кошмара. Кто бы он ни был, вор или грабитель, но она предпочла бы увидеть перед собой живого человека, чем призрачную, мерцающую фигуру.
Она отбросила простыню и стала медленно двигаться к краю кровати, но он уклонился от ее руки — стало ясно, что он не хочет, чтобы она до него дотронулась.
Джулианна внезапно испытала приступ гнева. Конечно, он должен быть настоящим! Кто-то играет с ней злую шутку.
— Хорошо, — сказала она более спокойно, чем на самом деле ощущала себя. — Раз вы не хотите говорить, я сама посмотрю, кто вы такой.
Она схватила со столика спички и хотела зажечь. Звук его голоса раздался в тишине как ветерок дыхания.
— Не надо.
Это единственное слово заставило Джулианну повернуть к нему голову.
— Что вы сказали?
Он снова стал отодвигаться, пока не оказался в тени около камина, и показал рукой на дверь:
— Уезжайте.
Его голос был таким приглушенным, что она с трудом различила, что он сказал. Действительно ли он что-то произнес, или она сама придумала это?
При всем своем удивлении Джулианна поняла, что в его голосе прозвучала команда.
— Уехать из Блад Холла? Это еще почему? — возмутилась она. — Это мой дом. Это вы вторглись в него.
Не говоря более ни слова, она обернулась к столику и поспешно зажгла спичку.
Эта вспышка света на мгновение ослепила ее. В следующую секунду спичка уже горела ровным пламенем и Джулианна посмотрела в сторону камина. Однако никого там уже не было. Она быстро поднесла спичку к свече, но, когда та загорелась и осветила комнату, Джулианна увидела, что совершенно одна в комнате.
— Кто вы и что вам надо? — крикнула она.
Молчание было ей ответом, комната была пуста. Не было ни тени, ни следов, никаких звуков. Только слабый аромат роз растревожил ее обоняние. Этот человек просто исчез.
Джулианна всхлипнула. Потом, как и в предыдущую ночь, услышала, как трижды пробили часы.
Никогда в ее жизни она не видела, чтобы человек вот так просто исчез. 'Но это невозможно', — думала она, обретя контроль над своими чувствами.
Он должен быть реальным человеком. Он заговорил. Она заметила отблеск лунного света на его рубашке. И хотя двигался он беззвучно и необыкновенно быстро, она не могла позволить себе допустить возможность того, что видела привидение.
— Я не верю в привидения! — вдруг закричала она.
В умирающем эхе своего голоса ей показалось, что она слышит тихий смех.
Он стоял за каменной стеной, выжидая и испытывая дрожь, не имевшую ничего общего с холодом, окружавшим его. 'Не совершил ли я ошибку, показавшись ей?!' Это потрясение едва не заставило его совершить неверный шаг. Однако он не мог противостоять искушению дотронуться до нее.
Когда он смотрел, как она спит, слегка раскрыв свой нежный рот, то не мог отогнать от себя воспоминания о ее поцелуях. Простыня сползла до талии, и в лунном свете все мягкие очертания ее женской фигуры были видны под прозрачным пеньюаром. Властная хозяйка Блад Холла оказалась гораздо больше женщиной, чем она хотела это признать.
Он приходил напугать ее, но желание прикоснуться к ней с такой силой овладело им, что он так и поступил. Ее припухлые губы и их дразнящий вкус заставили задержаться, так что он едва не позволил ей застать его врасплох. Но даже тогда он задержался бы, если бы она не зажгла спичку и не испортила всю атмосферу.
Ее лицо, хотя и побелевшее от испуга, было необыкновенно сильным и в то же время незащищенным. Ее нельзя назвать красивой, но в ней было нечто более неотразимое, чем любая красота. Она была такой… живой. Да, вот это то слово, которое применимо к ней.
Он предпочитал видеть ее, когда она препиралась с садовником, ее лицо розовело от гнева, и глаза —
