Тень луны

заговорит, то захочет взять обратно все свои слова и станет просить его остаться.

Она не слышала его шагов, но, когда он снова заговорил, голос его доносился уже издали.

— Хочу дать вам один совет, леди Джулианна. Возвращайтесь в Лондон вместе с вашей бабушкой. Оставаться здесь небезопасно для вас обеих.

Она села на кровати, пытаясь разглядеть в темноте его тень, но безуспешно.

— Откуда ты это знаешь?

— Спросите у Джеда Колемана. Прощайте, миледи.

— Нет. Подожди!

Ей показалось, что она видит какое-то движение у камина, но огонь в камине давно погас, и она не могла быть уверенной.

— Ты предпочитаешь, чтобы я оставался призраком, — резко сказал он, — но я человек из плоти и крови, в чем ты могла убедиться, принимая меня в свое лоно. Если ты отказываешься признавать это, нам нечего обсуждать.

Она точно знала тот момент, когда он исчезал из комнаты. Будет ли так же, когда он перестанет существовать?

Она перевернулась на живот и разразилась рыданиями, которые кончились только тогда, когда усталость переборола ее страдания.

Утро оказалось ясным и свежим. В ворота Блад Холла въехала элегантная карета, за которой следовали два фургона, груженные невероятным количеством узлов и чемоданов. За фургонами шествовали два лакея, которые вели на поводу полдюжины лошадей. На дорожке раздалось цоканье копыт и скрип колес.

— Будь я проклят! Это еще что такое?

— Это возвращается маркиза Ильфракомбе. Посмотрите на ее сопровождение. Разве это не производит впечатления?

— Я не так легко прощу ее за то, что она сделала с нами, заперев дом и бросив нас, не сказав ни слова. Вот вы, напротив, слишком легко перестаете гневаться. Вы всегда испытывали слабость по отношению к показному вульгарному тщеславию.

— Нет, капитан. Я просто испытываю восхищение перед всяким парадом. Разве на меня не произвел впечатления парад ваших солдат?

— Мадам, на вас произвела впечатление моя личность!

— О, не притворяйтесь, капитан. С вашей подозрительно короткой стрижкой, кожаным жилетом, облегавшим вашу грудь так тесно, что дама могла бы покраснеть от смущения при виде этих мужских объемов, вы красовались так, что и любой петушок покраснел бы.

— Скажите лучше, мадам, что мой петушок заставил вас покраснеть!

— Вы вульгарный тип! Кромвелевский щеголь! Такая самонадеянность!

— Совершенно справедливо, мадам, только справедливо. Но вам все нравилось, каждое мгновение.

— Это не оправдывает вас. Вы оказались инструментом моего совращения и позора.

— Я искренне надеюсь, что это именно так! Однако хватит дружеской перепалки. Как вы думаете, что привезла маркиза в этом караване, достойном султана?

— Подозреваю, там что-нибудь для Джулианны. Посмотрите, с ней в карете лондонская модистка, несколько помощниц и новая горничная.

— Откуда вы знаете, что это модистка? В этом черном платье она выглядит как ворона.

— Они теперь так одеваются, капитан. Постарайтесь стать на уровень нынешних времен. А в другом фургоне, я так полагаю, это свертки с разной материей. Здесь сошьют с дюжину прелестных платьев. Как мне порой не хватает нового платья! Эта старая тряпка…

— Это самая прекрасная тряпка с тех пор, как Ева сразила Адама с помощью яблока.

Единственное, что мне нравится еще больше, так это ваш туалет Евы до грехопадения.

— Вы вульгарный тип!

— Всегда, мадам, всегда. А теперь идите сюда и очаруйте моего змия!

— Одну минутку, капитан. Есть другая новость, и мне она не нравится. Наш молодой друг сбежал.

— Это была необходимая хитрость, мадам. События настигли его.

— Какие события?

— А разве вы не причастны к этому? Нет, не спрашивайте меня, я все равно не скажу вам.

— Мне это не нравится. Я уже говорила вам, нам в спину дуют черные ветры.

— Тогда нам лучше лечь вместе, чтобы согреться, мадам.

Леди Реджина Кингсблад взбежала по ступенькам в Большой зал с такой легкостью, словно ей лет двадцать, а не шестьдесят семь. Она предпочитала французскую моду английской, потому что та больше соответствовала ее вкусам. На маркизе был палантин из белого горностая и такая же муфта, темно-зеленое бархатное платье, зеленая шляпка с зелеными лентами и серыми страусовыми перьями, которые весело плясали, когда она оглядывала комнату.

— Все так, как я помню! Ничего не изменилось! О Боже! Как это хорошо снова очутиться дома!

Джулианна смотрела на свою бабушку с почтением и любовью.

— Бабушка, ты выглядишь такой свежей, словно только что вышла из своей туалетной комнаты, а не ехала в карете. В чем твой секрет?

Леди Реджина тепло улыбнулась:

— Моя дорогая, здесь нет никакого секрета. Мне достаточно подумать о Блад Холле, чтобы почувствовать себя такой же юной, как в тот день, когда твой дедушка меня внес на руках в этот дом. — Она замолчала, приподняв одну бровь, — манера, которую она бессознательно переняла у своего мужа. — Я ведь тебе рассказывала эту историю? Конечно рассказывала. — Она развязала у себя под подбородком зеленую ленту. — Могла ли я представить себе в тот день, что вскоре стану хозяйкой этого большого дома? Я когда-нибудь говорила тебе, что твой дедушка был в то время обручен с другой дамой?

— Нет, не рассказывала, — приврала Джулианна, потому что она очень любила слушать рассказы маркизы о ее молодых годах.

— Да, да, был обручен, и теперь он утверждает, что решил не жениться на ней в тот момент, когда она объявила, что он должен переменить название Блад Холла сразу же после их свадьбы. Конечно, это неправда. Я была там, когда она сказала это, и он тогда никак не показал, что задет этой милой глупостью. Теперь думаю, что это была моя вина. Я только перед этим рассказала ей в самых страшных красках о том, как этот дом получил свое имя. Это было нехорошо с моей стороны.

Маркиза сняла шляпку, обнажив серебряные волосы. Мать шести детей, она до сих пор демонстрировала миру тонкую талию, не нуждавшуюся в корсете, и грудь, которую не нужно было поддерживать бюстгальтером.

Накручивая на палец один из локонов около уха, она продолжала своим высоким контральто:

— Я бы раскаивалась, если бы это не было началом конца того обручения. Сам Максвелл еще не был в этом уверен. Но что касается меня, то это была любовь с первого взгляда. Или, скорее, страсть, если ты простишь мне это вульгарное выражение. Любовь пришла позже. — Она взглянула на Джулианну, очаровательная в своей непосредственности. — Понимаешь, я думала, что он разбойник с большой дороги, увлекшийся мною. Нет, это не значит, что я что-нибудь позволила ему.

Леди не должны испытывать страсти по прихоти. Конечно, хорошо иметь эти страсти, но надо представлять последствия…