'...трех лет и так вполне достаточно, и тебе больше не нужно лечение. А если и нужно, то одним уколом все равно ничего уже не исправишь...'
Колеску казалось, что с каждой минутой он становился крепче и выносливее, словно в измученное химией тело возвращалась природная энергия.
Вдруг кто-то позвонил в дверь. Морос посмотрел на экран, чтобы увидеть лицо своего нового мучителя. Но на крыльце стояли не копы и не репортеры, а прекрасное существо женского пола с сумочкой на плече. В руках Труди держала что-то плоское и тяжелое.
Она снова позвонила, и Морос плотоядно улыбнулся, приближаясь к двери.
Однако на пути возникла преграда – Хелен уже стояла в проеме. Колеску заметил, как изменилась в лице Труди Пауэрс, встретившись глазами с мерзкой Хелен. Гостья вежливо улыбнулась его матери, точнее, попыталась улыбнуться, скрывая испуг.
– Я могу зайти на минуту? – спросила она Хелен.
– Только на минуту! – ответила карга.
– Вы, должно быть, миссис Колеску? Я просто влюблена в ваши чудесные яйца!
Хелен обернулась и вопросительно взглянула на Колеску. Он представил себе, как подозрительно и злобно забегали ее узкие поросячьи глазки под стеклами очков. Затем она снова повернулась к Труди:
– Я занимаюсь росписью яиц уже много лет, но не считаю себя достойной этой древней традиции.
– Я не особо разбираюсь в традициях, миссис Колеску, но ваши яйца кажутся мне очень красивыми.
Колеску улыбнулся и едва заметно кивнул Труди. При дневном свете, исходящем из дверного проема, она выглядела как богиня. Она была блистательна, прекрасна и полна какой-то светлой энергии. Вокруг нее летали золотистые пылинки, создавая неземное сияние. Ее кожа и волосы тоже наполнились золотом. Колеску не сомневался в том, что и мысли у нее золотые. Рядом с ней Хелен напоминала одну из черных дыр, о которых так часто говорили на канале 'Дискавери'. Эти дыры были абсолютно бессмысленным пространством, страшным 'ничем', пожирающим солнечные системы.
– Миссис Пауэрс, здравствуйте, – почтительно сказал Морос, снова кивая.
– Я считаю, что соседи зря осаждали вас сегодня в Санта-Ане. Я действительно сожалею о том, что они туда приехали. И прошу за них прощения. Я испекла вам пирог.
Хелен недовольно развернулась и ушла в гостиную. Колеску жестом пригласил Труди зайти на кухню. Она нервно улыбнулась и последовала за Моросом.
– Я положу его на стол, хорошо? – спросила Труди.
– Конечно. Очень мило с вашей стороны, спасибо.
Она положила пирог и посмотрела на Колеску. Труди явно нервничала, но не отступала. Это стоило ей немалого мужества, и Матаморос не мог не заметить этого. Труди вдохновляла ее священная миссия. Маленькая посланница, наставляющая злого монстра на путь истинный.
– Вам, наверное, очень приятно, что приехала мама.
– Конечно. – Колеску потерялся в водовороте противоречивых чувств. Ненависть, влечение, разочарование, радость – все смешалось в его душе. А в штанах росло напряжение.
– Моя мама умерла, когда я еще была молодой.
– Но вы и сейчас молоды.
– Мне тридцать четыре года. А вам, кажется, двадцать шесть?
– Миссис Пауэрс, я чувствую себя столетним стариком.
– Это и понятно – вы так много пережили.
– Я согрешил, но время изменило меня. И я помню об обещании, которое дал вам. Мое поведение теперь безукоризненно.
Колеску послышалось, что в гостиной ворчит его мать, но это мог быть и телевизор. К тому же у Мороса от волнения звенело в ушах.
– Очень хорошо, что вы осознаете свои грехи.
– Это несложно, если они такие огромные, как мои.
– Чем ниже вы пали, тем выше можете подняться.
Колеску поджал губы, изображая смирение и раскаяние. Такое выражение лица он отработал на Хольце и убедился в его действенности.
– А с чем пирог?
– С яблоками. Надеюсь, вам нравятся яблочные пироги?
– Да, очень.
– Мистер Кол... Морос, я принесла вам еще кое-что. Надеюсь, вы меня правильно поймете. Ваши слова внушили мне веру в то, что вы с радостью примете этот подарок.
– Вы очень добры.
– Такими учил нас быть Господь.
Труди открыла сумочку, не снимая ремешка с плеча, и достала книжку в тонком черном переплете. Именно ее Колеску и ожидал увидеть. Труди положила Библию на стол рядом с пирогом. Между страниц Морос заметил записку.