сравнении с тем, что я имел до сих пор, это уже почти «дымящийся пистолет». Версия. Случайности не исключены, но я в них не верил.
Солнце село именно в тот момент, когда я подъехал к «Резерву ар-Корту». Я оставил машину напротив мотеля и вошел внутрь. Дежуривший за конторкой пухленький коротышка в темно-бордовом костюме тройке, увидев меня, ухмыльнулся. Галстук был в цветочек, а белая рубашка под жилеткой не сходилась дюйма на четыре.
— Мистер Спенсер, в баре вас ожидает какой-то джентльмен, — произнес он примерно так же, как вещала Мэри Эллен Финей: «Вас вызывает директриса».
В фойе ресторана сидели двое, оба в пальто. Сидели безо всякого видимого дела. Я расстегнул молнию кожаной куртки и вошел в бар. Вирджи, как всегда, находилась на посту. В зале ресторана несколько человек то ли поздно обедали, то ли рано ужинали. А в баре за круглым шестиместным столиком расположилась живописная троица. В центре сидел славный малый в двубортном кашемировом пальто с поднятым воротником; аккуратный узел белого галстука живописно смотрелся на фоне черной рубашки. Вытянутое лицо с узким подбородком, тонкая линия рта, высокий лоб и глубоко посаженные темные глаза — он скорее напоминал индейца, чем испанца.
Слева от него, как размазанный по стулу карикатурный персонаж, сидел, в излюбленной позе всех латинос, высокий худощавый колумбиец, длинноволосый, с тонкой ниточкой поникших усиков. Под зеленой курткой-телогрейкой «Селтикс»[6] была надета только футболка. «Пиво „Анкор Стим“», — прочел я, так как полы куртки были широко распахнуты.
Третий, приземистый крепыш, был одет в зеленую с голубым драповую куртку, застегнутую до самого подбородка. Куртка была ему мала размера на два, не меньше. Его длинные вьющиеся волосы требовали немедленной стрижки. Макушку венчала плоская шляпа с загнутыми вверх полями. Широкий плоский нос отлично смотрелся на широком плоском лице. Крошечные темные глазки напоминали бусинки.
— Меня зовут Спенсер, — сказал я.
«Селтикс» кивнул на свободный стул.
Я не отказался.
«Селтикс» смотрел на меня. Славный малый в кашемировом пальто тоже смотрел на меня. Приземистый крепыш в шляпе смотрел в никуда.
Я сидел и смотрел на них.
Через некоторое время славный малый спросил:
— Ты ведь знаешь, кто я такой?
— Рикардо Монталбан, — без запинки ответил я.
И снова они смотрели на меня. А я смотрел на них.
— Вы мне здорово понравились в «Стар-треке», часть вторая: «Гнев Кана».
Славный малый посмотрел на «Селтикс».
«Селтикс» лишь пожал плечами.
— Меня зовут Фелипе Эстэва, — сказал славный малый.
— Будь я проклят! Я никогда не ошибался насчет Рикардо. Видел его как-то на бульваре Санта-Моника в Палм-Бич. Он ехал в своем «крайслере» и на нем было точно такое же белое пальто, — я посмотрел на славного парня и встряхнул головой, как будто отгоняя наваждение. Затем растерянно спросил его: — Вы уверены?..
«Селтикс» навалился на стол и сообщил:
— Тебя ожидают очень большие неприятности, парень.
— Неприятности? — удивился я. — Из-за чего? Легко было ошибиться. Особенно из-за белого пальто.
— Заткнись. Я пришел не слушать. Я пришел говорить, — сообщил Эстэва.
Я ждал, что он скажет дальше.
— Ты приходил сегодня в мой дом и разговаривал с моей женой.
Я кивнул.
— Что ты говорил ей?
— Спросил, не знала ли она Эрика Вальдеса.
— Почему ты спросил ее об этом?
— Слышал, что они были знакомы.
— От кого слышал?
— От человека, который это знает.
— От кого?
Я покачал головой:
— Разговор был конфиденциальным.
Эстэва покосился на крепыша в шляпе.
— Может, Цезарь заставит тебя передумать?
— А если Цезарь не заставит?
За все время разговора Цезарь даже не шелохнулся. Глаза его смотрели в одну точку. Мне оставалось сделать вывод, что он нас просто не слышит.
— Не глупи, Спенсер. Ты считаешь себя крутым. И многие люди, которых я знаю, с этим согласятся.
Но Цезарь... — Эстэва выразительно покачал головой.
Цезарь хранил молчание.
— Цезарь будет покруче тебя, — заверил меня «Селтикс». Он улыбнулся, говоря это, и я заметил, что у него не хватает передних верхних зубов.
— Как пить дать, — согласился я.
Мы еще посидели молча.
— Мне не понравилось, что ты разговаривал с моей женой, — сказал Эстэва.
— Я понимаю ваши чувства. Но в тот момент мне казалось, что это неплохая идея.
— Думаешь, у нее с Вальдесом что-то было?
— Может быть. Мне сказали, что у Вальдеса была интрижка с женой какого-то колумбийца, а тот убил его из ревности.
Эстэва уставился на меня. Потом сказал по-испански что-то короткое и резкое; его дружки встали и направились к стойке бара, откуда не могли слышать нашего разговора.
— Возможно, я убью тебя за то, что ты это сказал, — сообщил Эстэва.
— Может и за это, — согласился я. — А может за то, что я принял тебя за Рикардо Монталбана.
Или просто ради того, чтобы доказать, что Цезарь будет покруче меня. Я допускаю любую из этих версий. Но давай не будем тратить время впустую. Твои угрозы меня не пугают. Вероятно, они должны меня пугать. Но они меня не пугают. Поэтому всякий раз, как ты начинаешь мне угрожать, я вынужден обдумывать остроумные ответы, чтобы показать тебе, что я не испугался. И мы попусту тратим и силы, и время, а ведь у нас есть о чем серьезно поговорить.
Эстэва достал длинную тонкую черную сигару — такие обычно курит в своих фильмах Джильберт Роланд, — поднес к ней зажигалку, раскурил, сделал вдох-выдох и залюбовался раскаленным кончиком сигары. Потом посмотрел на меня и сказал:
— Все верно.
Он еще раз затянулся и выпустил изо рта дым тонкой струйкой.
— Думаешь, моя жена спала с Эриком Вальдесом?
— Не знаю.
— Думаешь, это я его убил?
— Не знаю.
Он молча курил.
— Именно поэтому я и решил с ней поговорить, — объяснил я.
— Думал, она проклинает меня за то, что я его убил, и все тебе выложит?
— Такое бывает.
— Эмми спит только со мной. Если б изменила, я б его убил. Обязательно. И ее бы тоже убил. Скорее всего. Но она мне не изменяет. Она любит меня, Спенсер. Она меня уважает. Это ты понимаешь?
