первобытного мышления. С их помощью наши далекие пращуры пытались создать целостную картину окружающего их непонятного мира. Так возникали мифы, своеобразно отражавшие реалии жизни в выпуклом зеркале искусства. Потом, когда на смену анимизму и раннему язычеству пришли более сложные упорядоченные формы религии, буйная фантазия мифов вылилась в каноническую форму сказки с ее добрыми и злыми волшебниками, диковинными существами и чудом, скрытым за изнанкой самых обыденных вещей и явлений. Мифическое действо богов и людей сменила фантастическая мистерия людей и волшебников. Потом, через многие века, уже в наше время, прерогативы волшебников отойдут к ученым. Появится научная фантастика — строгое целенаправленное варьирование мировыми реалиями, игра в компоненты мира.
Никто, повторяю, не знает, когда зародилась эта пленительная игра. Много веков минуло со времен «Одиссеи», пока древнегреческий сатирик Лукиан (II в. н. э.) достиг Луны на обычной триреме.'…Около полудня, когда мы потеряли уже из виду остров, вдруг налетел смерч и, закружив наш корабль, поднял его на высоту около трex тысяч стадий и не бросил обратно, а оставил высоко в воздухе… Семь дней и столько же ночей мы плыли по воздуху, на восьмой же увидели в воздухе какую-то огромную землю, которая была похожа на сияющий шарообразный остров… А страна эта… не что иное, как светящая вам, живущим внизу, Луна…'.
Любопытно, что Луна у Лукиана не медная тарелка, а шар. Налицо, таким образом, характерное для фантастики 'забегание вперед' по отношению к официальной науке.
А вот еще один интересный отрывок из 'Истинного повествования' Лукиана, в котором рассказывается о чудесном дворце лунного царя.
'В чертогах царя… не особенно глубокий колодец, прикрытый большим зеркалом. Если спуститься в этот колодец, то можно услышать все, что говорится на нашей Земле. Если же заглянуть в это зеркало, то увидишь все города и народы, точно они находятся перед тобой. Кто не захочет поверить, пусть сам туда отправится'.
Я нашел эти отрывки из Лукиана в остроумной книге Георгия Гуревича 'Карта страны фантазий' и восхитился фантазией сатирика, а потом задумался над тем, как осуществляются в конце концов самые фантастически вещи. Нашему веку дано было воплотить в жизнь много из того, о чем тысячелетиями мечтали люди. И многое, о чем они даже не мечтали.
Большое влияние на развитие фантастики оказали «Метаморфозы» Апулея, его прославленный 'Золотой осел'. Конечно, там действуют колдуньи из Мадары, но тем не менее это уже не сказка, а скорее изощрённая фантастическая стилизация под сказку. Здесь уже фантастика выступает не как самоцель, а как прием, что станет характерно для нее в последующие века.
Многие, специфичные для фантастики, черты появились в давние времена. Диалоги Платона 'Тимэй и Kритий', повествующие о гибели Атлантиды, с равным основанием можно рассматривать как историческое свидетельство и как фантастический прием, который использовал Платон для выражения своих мыслей об идеальном государстве. В последнем случае сотни фантастических романов об Атлантиде, созданных после Платона, можно смело считать плодами его школы. Это, конечно, шутка. Но социальная фантастика, фантастическая утопия имеют весьма солидную генеалогию. Да и само слово «утопия» придумал еще Томас Mop — прославленный автор 'Золотой книги, столь же полезной, как и забавной, о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия'.
Классической утопией является и книга Кампанеллы 'Государство Солнца'. И Мор, и Кампанелла сделали первые шаги к утопическому социализму. Недаром Фурье и Сен-Симон столь часто цитировали их. Они оказали влияние на Вольтера, который нарисовал в своем «Кандиде» справедливое и процветающее государство. Автор 'Путешествия в Икарию' Этьен Кабе тоже многое позаимствовал у Кампанеллы и Мора. А до него этими книгами зачитывался блистательный поэт и дуэлянт Сирано де Бержерак — автор утопий 'Иной свет, или Комическая история об империях и государствах Луны' и 'Комическая история государств и империй Солнца'. Название последнего, к сожалению, незаконченного труда прямо намекает на Кампанеллу. Это о Сирано французский историк литературы Фаге сказал: 'Я перехожу теперь к очень странному человеку, в жизни которого немало загадок, а в произведениях — немало преднамеренных темных мест'. Последняя часть фразы особенно важна. Дело в том, что Сирано едко издевался в своих трактатах над церковью и народными суевериями. Только этим можно объяснить, что он (рассказ ведется от первого лица) достиг Луны с помощью бутылок с росой, которую притягивает Солнце, и бычьего мозга, который ночью высасывает Луна.
Конечно, он издевался над средневековой мистикой и шарлатанством. Ведь в другом месте он говорит:
'…ракеты вспыхнули, и машина вместе со мной поднялась в пространство, однако ракеты загорелись не сразу, а по очереди: они были расположены в разных этажах, по шести в каждом, и последующий этаж воспламенялся по сгорании предыдущего'.
Это было написано за двести с лишним лет до Кибальчича. Но поэтам свойственно угадывать. Сирано не мог знать о многоступенчатой ракете, как не мог знать Свифт о спутниках Марса, хотя и описал их так подробно и обстоятельно.
Кстати, Свифт был уже скорее научным фантастом, чем просто утопистом. Это убедительно показал Ю. Кагарлицкий в своей работе 'Был ли Свифт научным фантастом'.
Вольтер, очевидно, тоже был в определенном смысле научным фантастом. В его философской повести «Микромегас» говорится и о межпланетных путешествиях и о социальном устройстве на далеких мирах, которые обогнали матушку-Землю.
Даже неподражаемый Рабле может быть смело зачислен в фантастический цех. Ведь знаменитый 'Гаргантюа и Пантагрюэль' — это и утопия и антиутопия одновременно. Возьмите хотя бы путешествие Пантагрюэля. Говоря современным языком, Рабле демонстрирует нам десятки социальных моделей от бюрократически сутяжной страны Пушистых котов до Телемского аббатства, где живется так хорошо и привольно.
Но вернемся назад к истокам утопии и подробно обсудим, что это такое.
Утопией, по-гречески это означает 'место, которого нет', принято называть литературное произведение, содержащее воображаемую картину общества будущего. Утопия, как и вообще фантастика, родилась из фольклора. Весь комплекс характерных ее приемов: сны, видения, путешествия на далекие планеты и несуществующие на земном глобусе острова — это чудесные дары сказки.
Основоположником утопии по праву считается Платон, создавший бессмертные философские произведения «Государство» ('Политейя'), «Законы», 'Критиас' и «Диалоги», хотя само это слово — утопия было придумано Томасом Мором. Кроме Платона отдали дань утопическому жанру и другие прославленные в веках мудрецы Древней Эллады: Евгемер из Мессины и Ямбул, Феопомп и Гекатей Абдерский, Фалес из Халкедона и Гипподам Милетский. К сожалению, утопические их сочинения до нас не дошли, и мы можем судить о них лишь по отдельным фрагментам или сжатым пересказам других писателей древности.
Неутомимый путешественник Гекатей посетил Египет при Птоломеях и описал это свое путешествие в большой книге, которая до нас не дошла, равно как и утопические сочинения 'Киммерийский город' и 'Страна гипербореев'. Несколько больше знаем мы о Феопомпе. В своей «Меропии» он рассказал о баснословной 'стране за океаном', где поистине райское блаженство уже при жизни вкушают прозрачные, почти бестелесные существа. Притом, как мы знаем, подобная идея пройдет сквозь всю историю фантастики и даже доживет до наших дней.
Наиболее обстоятельные сведения сохранились о Евгемере Мессинском, авторе утопии 'Священное писание', написанной около 280 г. до н. э. Евгемер рассказывает о путешествии на остров Панхэев, то есть «высокоблагородных». Здесь стоит задержаться на одной подробности, на первый взгляд не очень значительной. Дело в том, что «высокоблагородные» поставили на своем благополучном острове обелиск, на котором высечена история Урана, Хроноса и Зевса, во времена которых люди действительно были счастливы. Поистине примечательное смешение утопии с доисторическими отголосками мифа о золотом и железном веках! Не отсюда ли зародилась сама идея отрицания будущего — скорбное сердце всех современных антиутопий?
Из других утопий античного мира упомянем лишь о 'Солнечном государстве' Ямбула, о романе из жизни гималайского народа аттакореев (утта-куру по-индийски), написанном современником Птоломеев Амометусом, и об утопических воззрениях знаменитого еврейского эллиниста Филона. О нем написал
