возлагает на помощь вашей страны.
— Благодарю вас за искренние намерения. Но, как говорят шотландцы, предоставим пастуху решать овечьи дета и не будем больше возвращаться к этой теме. Давайте лучше обсудим некоторые проблемы гравиметрии и сейсморазведки Здесь-то мы уж наверняка будем говорить на одном языке.
— Ну что ж, как вам будет угодно. У нас, англичан, даже самые крайние убеждения не мешают дружбе. Кстати, я привез вам кое-какие материалы, которые мне удалось разыскать в Джубе… Посмотрите на досуге, может быть, что-нибудь пригодится.
Пирсон вышел из комнаты и через минуту вернулся с толстым бюваром.
— Чуть не забыл самого главного: вам письмо. Я захватил его с собой, а то почта будет только завтра.
— Письмо? Из Москвы?
— Нет. На этот раз вам пишут не из столь дальних краев.
— Ух ты! Алешка! Это от друга! Вад-Медани… Где это Вад-Медани?
— Провинция Джезира. Ваша компания и там ищет нефть?
— Возможно… Джезира, провинция Джезира. Как жаль, что у меня нет справочника по Судану!
— Я захватил для вас «Малый Лярусс». — Пирсон указал на бювар. — Он здесь.
— Не знаю, как мне вас благодарить! Ваша любезность делает из меня вечного должника.
— Э, под луной нет ничего вечного! Рад, что моя пустяковая услуга вам приятна.
Кто-то осторожно постучал в дверь. Бесшумно вошел Махди.
— Добрый день, джентльмены! — Махди притронулся двумя пальцами к феске. — Я принес вам плохие вести, — сказал он, подходя ко мне и обнажая в улыбке красные от бетеля зубы, — рабочие, которых вы привезли из Джубы, сбежали.
— То есть как это… сбежали?
Махди пожал плечами и вновь улыбнулся. Пирсон с интересом рассматривал его, потягивая гранатовый сок.
— Как это сбежали, Махди? Да и куда они могли сбежать? — еще раз спросил я.
— Наверное, в Джубу, сэр. Поймали на дороге порожний самосвал и сбежали.
— Но почему? Почему?!
— Я слышал, что они боятся… Не хотят идти туда, где Красный.
— Красный? Они боятся работать со мной потому, что я красный?
— Вы Красный? — Махди изумленно вытаращил глаза.
— Ну да, красный, из России. Махди засмеялся.
— О нет, сэр. В этом они не разбираются. Для них вы белый господин, и больше ничего. Они боятся Красного, который живет в болотах Оберры. У нас не принято называть его по имени. Я понимаю, что это суеверие, но говорят, что имя его приносит несчастье.
Я совершенно ничего не понимал. Какой Красный? Какое несчастье? И при чем тут рабочие, которые, неизвестно почему, сбежали на попутном самосвале в Джубу?
— Вы что-нибудь понимаете во всем этом, Пирсон?
— Боюсь, что да… Откуда вам известно, — обратился он к Махди, — что рабочие сбежали из-за страха перед Красным?
— Так люди говорят, сэр.
— Ах, люди! Ну тогда все понятно! Вы можете идти, мистер Махди. Русский джентльмен вам очень благодарен за сведения. Узнаете что-нибудь новое — заходите… Да, постойте!
Махди, который был уже у самой двери, полуобернулся.
— Кто сказал рабочим, что русский джентльмен собирается отправить их на болота Оберры?
— Не знаю, сэр. Но люди говорят, что рабочие не хотели убивать Красного.
— Ну и отлично, если не хотели. Почему же они тогда сбежали?
— Они были уверены, что белый господин хочет взорвать свои патроны на Оберре и убить Красного.
— Вы собирались начать сейсморазведку с Оберры? — обернулся ко мне Пирсон.
— Нет… То есть я думал… Но объясните же мне, наконец, что происходит.
— Так… Хорошо. Не смею вас далее удерживать, мистер Махди. Рад был с вами познакомиться.
Махди ушел.
— Вы говорили рабочим, что собираетесь работать на Оберре? — спросил меня Пирсон сразу же, как захлопнулась дверь.
— Насколько помню, определенного я ничего не говорил…. Я рассказал им, что мы вместе будем искать нефть, которая так нужна их молодой стране, что это очень важно и почетно…
Пирсон молчал. Лицо его было бесстрастно. Ирония, с которой он меня слушал, проявлялась лишь в легком дрожании губ.
— Ну, а про Оберру вы им говорили?
— Я только упомянул, что мы, возможно, будем работать и на Оберре, и на плато Капоэта.
— Теперь мне все ясно! Я искренне соболезную вам, Эндрью, хотя мне, скорее, следовало бы напомнить вам мой совет, которым вы в свое время так легкомысленно пренебрегли. Последствия, как говорится, налицо.
— Что вы имеете в виду? Какой совет?
— Совет не фамильярничать с нилотами. Это же дети природы, цивилизация почти не затронула их. По сравнению с ними даже суданцы центральных провинций выглядят подлинными европейцами. Но вы… Впрочем, упреки теперь излишни. Вы закатили перед этими темными людьми, которые, кстати сказать, знают по-английски не более сотни слов, пламенную речь. О чем? О нефти, которую они ни разу не видели. Зачем? На этот вопрос затруднительно будет ответить даже вам самому. В итоге вы проговорились, что собираетесь работать на Оберре, и, наверное, попытались популярно объяснить, что же именно вы там собираетесь делать. Из этого объяснения они поняли лишь одно: белый господин собирается взрывать на Оберре тетриловые патроны. Зачем взрывать? Да, очевидно, затем, чтобы убить Красного. Через час грохочущий самосвал, подскакивая на пыльной гравийной дороге, увозил ваших рабочих в Джубу… Что вы теперь собираетесь делать?
Я был в полной растерянности и все еще ничего не мог понять.
— Я не могу поставить вам в вину, что вы решили начать разведку с Оберры, а не с Капоэта, — продолжал Пирсон. — Я, правда, с самого начала советовал вам как раз обратное, но вы, а не я, отвечаете за порученное вам дело, и ваше право принимать решение. Тем более, что, в сущности, и Оберра и Капоэта одинаково бесперспективны, и разница между ними лишь в трудности производства работ. Но так обращаться с туземцами! Здесь-то вы уж могли довериться моему скромному опыту… Я вижу, что вы все еще не поняли ситуации, в которой очутились?
— Признаться, да. Я не нахожу объяснений непонятному бегству рабочих. Да еще тут этот… как его?.. Красный! Кто такой этот Красный?
— Ах, вы хотите узнать о Красном? А зачем, позвольте вас спросить? Зачем вам, убежденному материалисту, знать о темных суевериях древнего народа? Вы же не собираетесь извлекать из этого пользу! Ведь ваши убеждения не позволяют вам приспосабливаться к обстановке. Я расскажу вам о Красном, а вы назавтра же выступите перед нилотами с антирелигиозной лекцией… Учтите, мой бедный молодой друг, бегство рабочих — это еще не самое страшное. Если вы станете разглагольствовать с нилотами о Красном, то рискуете в одно прекрасное утро вообще не проснуться. Заключение джубского врача, между прочим, милейшего человека, будет крайне лаконичным. «Exitus letalis»,[10] — скажет он, пощупав остановившийся пульс… Но вас это не пугает, не правда ли? И вы по-прежнему хотите, чтобы я рассказал вам о Красном? Ну, вот видите, я в этом не сомневался! Белый человек всегда остается белым человеком, кто бы ни были его предки: Писарро, Кортес, полковник Лоуренс или генерал Скобелев…
Но я не расскажу вам о Красном. По крайней мере, теперь. Нужно спасать положение. Я поеду в Джубу и попытаюсь уговорить рабочих. Надеюсь, что мне это удастся. Дело прежде всего. А побеседовать мы еще успеем. Но, бога ради, не поступайте впредь столь опрометчиво. Мое влияние здесь весьма ограниченно, и я не всегда смогу прийти вам на помощь.
