Ик устало опустил руки. Рядом с машинкой высилась кипа отпечатанных листов. Они еще не были разложены по экземплярам. На верхнем листе значилось:
Питер Ик
«Слеза Большого водопада»
И далее следовал сам текст:
«Трансатлантический лайнер „Святая Мария“ готовился покинуть порт Белен… и т. д.».
Необъятный величественный закат продемонстрировал положенную гамму красок и растворился на горизонте. Застывшее в невероятном крене по отношению к «Святой Марии» облачко поймало последний луч и превратилось в перламутровую летящую блестку. Но скоро и его проглотила ночь. Зато залитый светом лайнер скользил по черному лаку океана, как «Летучий голландец» в день юбилейного карнавала утопленников. Впрочем, убогим грешникам морей даже не снилось такое веселье.
На всех палубах гремели оркестры. Танцевали под открытым небом. Прямо под Южным Крестом, точным подобием того, который трепетал в фиолетовом ромбе на кормовом флаге.
Серф, шейк, халли-галли, фраг, мэдисон и бассанова сменяли друг друга без перерыва. Временами рокот барабанов и рев труб заглушали раскаты смеха. Привлеченные голубоватым огнем «Святой Марии», на головы танцующих шлепались ошалевшие летучки. И каждый раз это вызывало бешеный восторг. Все было именно так, как обещали туристские проспекты.
Он и она не принимали участия в общем веселье. Им было немного грустно. Кроме того, его развитие по части танцев остановилось на рок-н-ролле. Они стояли рядышком и, свесившись за борт, следили за призрачным отражением корабля. Светящаяся тень застыла в мазутном зеркале, и далеко-далеко в небе смутно блестела другая тень. В этом была загадка, которую не стоило разгадывать, и грусть, и южная пряная тишина.
Еле ощутимо вибрировали перила. Прогудел обозначенный красными и зелеными огнями встречный лихтер.
«Святая Мария» шла, как говорится, в галфвинд, и упоительный ветер бил прямо в лицо. Вращающийся прожектор обрушивал дымный меловой свет на согнувшиеся фигурки и сразу же уносился к танцующим.
А «Святая Мария» шла строго намеченным курсом NON,[19] и каждый оборот гребных валов приближал ее к цели. Меньше суток оставалось до конца путешествия.
Евгений, естественно, думал о неизбежном расставании, сосредоточенно следя за светлыми струями внизу, бьющими из шпигатов. Лоис, наверное, думала о том же, хотя часто оборачивалась и подолгу глядела на танцевальное неистовство.
— Разве это танцы? — вдруг сказала она. — Вот коко бамбело и замбе — совсем другое дело! Поглядел бы ты, рыжий, как их отплясывают кариоки-негры.
Женя согласно кивнул, хотя вряд ли понял, что она сказала.
В этот момент неизвестно как оказавшаяся в открытом море бабочка нимфалида бессильно опустилась прямо на голову Лоис. Раскрыв крылышки, она затрепетала сверкающей диадемой, отчаянно цепляясь лапками за мятущиеся на ветру черные пряди.
«Сам океан венчал царицу ночи, эту femme fatale[20]», — как сказал бы в этом случае Питер Ик.
Женя оценил всю важность момента, весь его, так сказать, неожиданный лирический подтекст, но ничего не сказал.
Разговор явно не клеился.
«Значит, завтра мы прибываем». «Si!»[21] «И расстаемся». «Si!» — «Хорошо, что мы все же встретились, а то, что расстаемся, это не беда. Ведь правда?» — «Nao importa…»[22] — «Ты очень хорошая, Лоис! Ты удивительно хорошая…» — «Оrigado».[23]
Нет, разговора явно не получалось. Каждый думал о своем и на своем языке. Чудовищные английские фразы, с помощью которых они обычно обменивались самой минимальной информацией, никак не вязались с этой ночью.
— Boo noite, senhores![24] — послышалось у них за спиной.
Это был Альберт, удивительно способный к языкам. Повторенную несколько раз про себя фразу он произнес с неподражаемым изяществом и легкостью.
— This is friend of mine, Albert![25] — Евгений сказал точно так, как это посоветовал совсем недавно Иванов.
Теперь они молчали уже втроем. Но сродство душ было необратимо нарушено. Внутренний диалог оборвался.
Евгений не то чтобы был этому рад. Но грусть как-то сама собой развеялась. Он с интересом подумал о дальнейшем своем путешествии и понял вдруг, что ужасно соскучился по дому.
Послесловие
Фантасты очень любят космос. Плохие — потому, что 'космос все спишет', в том числе и их профессиональную инвалидность и нехватку научных знаний; хорошие — потому, что космос — идеальный полигон для постройки и проверки опытных моделей процессов и явлений чисто земного происхождения. Здесь можно вырастить и размножить штаммы различных исторических формаций, подобно тому как в лабораториях выращивают штаммы микробов. Можно создать модели общества, построенные с учетом взглядов и представлений тех или иных философов, социологов, экономистов, маньяков и политических проходимцев. Можно придумать немыслимые на Земле ситуации для проверки поведения человека. Ибо хороших фантастов в первую очередь интересует человек и его отношение к другим людям, к природе, к науке, к технике, к нравственным категориям. Вероятно, поэтому инопланетане у них, как правило, похожи на людей, тогда как плохие фантасты, маскируя отсутствие мысли, населяют космос самыми невероятными чудовищами.
По очень многие фантасты избирают местом действия своих произведений старушку Землю. Они руководствуются соображением, что 'удивительное рядом', и предпочитают сталкивать своего современника с различными чудесами науки и техники прямо на собственной планете. Именно так поступил Герберт Уэллс, забросив «человека-невидимку» в сельскую деревушку Айпинг, где тот встретился с самыми «всамделишными» английскими мещанами.
Михаил Емцов и Еремей Парнов — писатели по преимуществу «земные» и очень современные. Из рассказов этого сборника только один имеет отношение к космосу и к отдаленным от нас временам ('Сфера Шварцшильда'). Действие остальных разворачивается в наше время и точно географически локализовано.
Хорошая «земная» фантастика часто очень географична. Вспомним, например, рассказы классика советской фантастики И. Ефремова. Пейзажи Алтая ('Озеро горных духов'), Монголии ('Олгой-хорхой'), Якутии ('Алмазная труба') он нарисовал с такой точностью и предметностью, что любой учитель географии может включить их в свой урок, посвященный природным зонам.
Взяв атлас, вы легко можете отыскать места, где действуют герои Емцева и Парнова. Вот река Шингу и водопад Мартинес, где сквозь непроходимую сельву прорубался отряд Дика Рибейры ('Слеза Большого водопада'). Вот остров Матуа с вулканом Сарычева, а рядом с ним и остров Райкоке ('Иду в глубину'). Оба находятся в группе Курильских. Вот остров Инагуа — это Багамские острова ('Три кварка').
Природа этих мест описана так, что ее ощущаешь как реально существующий пейзаж, а не как декорацию из папье-маше, фанеры, холста и краски. Сравните, например, картину океана в рассказах 'Иду в глубину', 'Лоцман Кид', 'Три кварка', и вы сразу почувствуете, что океаны эти разные и что географические широты другие. Весьма точно описана и сельва в повести 'Слеза Большого водопада'. По характеру флористического состава читатель может понять, что действие происходит в восточной части Амазонии, там, где ландшафт влажного тропического леса начинает уступать место более ксерофитным
