С самодовольной ухмылкой Стив продолжал постукивать пультом по зубам. Я бы с большим удовольствием запихнул этот пульт ему в самую глотку.
– Ты не в курсе, надолго она уехала?
Салли буркнула в ответ что-то неразборчивое, что должно было означать «нет», и рассеянно сжала мясистую ногу Стива.
– Гленна тоже нет? – спросил я.
– Не-а, папа на работе, – ответила Салли.
Ах, вот оно что… Это одна из брошенных дочерей Гленна, от следующего или через один брака после Джининой матери.
– Ты здесь гостишь? – спросил я.
– Я тут поживу недельку-другую, – подтвердила она. – Мама меня достала. Она все время ноет из-за моих друзей, моих прикидов, во сколько я должна приходить домой, во сколько я не прихожу домой.
– Что, правда?
– Ты ведешь себя, как в гостинице! – пронзительно вскрикнула Салли. – Тебе еще рано курить эту дрянь! Бла-бла-бла… – Она вздохнула, и в этом вздохе чувствовалась та усталость от жизни, какая бывает только у очень молодых людей. – И так всегда. Как будто она сама, лицемерная старая стерва, не делала все то же самое сто лет назад.
– Стерва, – авторитетно подтвердил Стив.
– Стерва, – невинно улыбнулся Пэт, сжимая в каждом кулачке по фигурке из «Звездных войн». Стив и Салли расхохотались.
Вот как оно бывает, подумал я. Вы расходитесь, и ваш ребенок становится как бы обломком кораблекрушения, плавающим без руля по морям дневных телепрограмм – в мире, где все уклоняются от своих обязанностей. Добро пожаловать в омерзительный современный мир, где родитель, с которым ты живешь, превращается в презренную тварь, а родитель, с которым ты не живешь, чувствует себя виноватым и предоставляет тебе убежище, когда дома все слишком накаляется.
Вот как бывает. Но только не с моим мальчиком.
Не с моим Пэтом.
– Возьми свои игрушки и пальто, – сказал я ему.
Его грязное личико озарилось.
– Мы едем в парк?
– Милый, – улыбнулся я, – мы едем домой.
10
Похоже, мы все-таки победили и на этот раз. А это дело нужно было как-то отметить.
Барри Твист предложил задерживать выпуск шоу на пятнадцать минут. Таким образом, мы по-прежнему выходили в прямом эфире, но с небольшим запасом времени перед трансляцией на случай, если гость или ведущий неожиданно спятят.
Телестанция ликовала, потому что это значило, что теперь есть возможность вырезать все то, от чего у рекламодателей могла внезапно начаться «медвежья» болезнь, а Марти радовался, потому что это значило, что у него больше не будет паралича от телесуфлера.
Поэтому Марти пригласил меня на ланч в свой любимый ресторан – модное, по-спартански обставленное подвальное помещение, где откормленные гурманы с телевидения накладывали настоящую итальянскую крестьянскую еду на свои солидные счета.
Как и большинство ресторанов, которые мы посещали, из-за голых половиц и белых стен он больше напоминал спортивные залы. Возможно, с тайной целью внушить нам, что мы проводим время с пользой. Когда мы приехали, в два с небольшим – а я опоздал из-за того, что отвозил Пэта к родителям, ведь с тех пор, как Джина уехала, некому было забирать его из детского садика, – народу там собралось уже предостаточно. Правда, за столом администратора почему-то никого не оказалось.
К нам подошла официантка. Похоже, день у нее выдался неудачный. Она была взвинчена и раздражена, и на ее белом фартучке виднелось красное пятно от вина. Она зачем-то постоянно теребила свои волосы, черные и блестящие, старомодно подстриженные колоколом, как у женщин в романах Ф. Скотта Фицджеральда или у девушек из Гонконга пятидесятых годов. «Колокольный звон» – кажется, это так еще называется. Челка ее время от времени взлетала вверх, потому что официантка выдвигала нижнюю губу и с силой выдыхала воздух, словно проветривая волосы.
– Что желаете? – поинтересовалась она.
– Мы заказывали столик, – сказал Марти.
– Одну минуточку. – Она взяла в руки блокнот, где велась предварительная запись. – Ваше имя и фамилия?
– Марти Манн, – произнес мой приятель с особым небольшим придыханием, означавшим, что теперь она должна узнать его и лишиться чувств от приятного волнения. Но для нее Марти не значил ровным счетом ничего. Она оказалась американкой.
– Извините, – сказала она, бегло просматривая записи, – но вас нет в списке, сэр.
И она улыбнулась. Улыбка у нее получилась роскошная – широкая, белозубая и открытая. Одна из тех улыбок, которые по-настоящему сверкают.
– Поверь мне, – дружелюбно продолжал Марти, – мы заказывали столик.
– Но не здесь. Здесь вас нет.
Она захлопнула блокнот и собралась уйти.
Марти преградил ей дорогу. Было видно, что она начинала нервничать. Официантка решительно выпятила нижнюю губу и поддула свою челку.
– Будьте добры, пропустите меня.
Она была высокая и худая, с ногами, как у профессиональной танцовщицы, и широко посаженными глазами. Красивая, но уже далеко не юная. Возможно, на пару лет постарше меня. Большинство из тех, кто работал в этом ресторане, похожем на спортзал, были молоденькими и явно надеялись, что впереди их ждет что-то получше. Эта официантка совершенно не походила на них.
Она взглянула на Марти и демонстративно потерла поясницу, как будто та уже давно болит.
– Ты знаешь, какой я известный человек? – осведомился Марти.
– А вы знаете, как я занята? – не моргнув глазом, ответила она.
– Возможно, нас и нет в вашем списке, – произнес Марти очень медленно, как будто он разговаривал с человеком, у которого только что вырезали часть мозга, – но один из моих знакомых по имени Пол – здешний менеджер. Надеюсь, ты знаешь Пола?
– Конечно, – спокойно кивнула она, – я знаю Пола.
– Так вот, Пол сказал, что все будет о'кей. Всегда.
– Я рада, что у вас с Полом такое взаимопонимание. Но если у меня нет свободного столика, я не могу вас за него посадить, понимаете? Мне очень жаль.
И она покинула нас.
– Черт, глупо как получается! – расстроился Марти.
Но тут Пол заметил нас и быстро пробрался через переполненный зал, чтобы поздороваться со своим прославленным посетителем.
– Мистер Манн, – обрадовался он, – как я рад вас видеть! Что-нибудь не так?
– По-видимому у вас нет свободного столика для меня.
– О, для вас у нас всегда найдется столик, мистер Манн.
На загорелом лице Пола блеснула средиземноморская улыбка. Он тоже хорошо улыбался. Но это была совсем другая улыбка, не такая, как у нее.
– Пройдите сюда, пожалуйста.
Мы переместились в середину зала, и, как всегда, завидев Марти, люди начали глазеть, шептаться и глупо улыбаться. Пол щелкнул пальцами, и из кухни принесли столик. Его быстро накрыли скатертью, поставили приборы, серебряный кубок с оливковым маслом и положили треугольные ломти крестьянского хлеба грубого помола. К нам подошла официантка. Это была та самая молодая женщина.
– Здравствуйте еще раз, – сказала она.
– Скажи-ка, – спросил Марти, – что это случилось со старым добрым стереотипом американской
