этим проблем не было. Почему мы уехали? – Она задумалась. – Наверное, он понял, что должен больше брать от жизни. В Америке легко почувствовать себя неудачником. Наверное, это тоже сыграло свою роль.
– И что же пошло не так?
– Все. – Она посмотрела на меня. – Он подсел на бамбук. Ты знаешь, что это такое?
Я снова помотал головой.
– Что-то связанное с наркотиками?
– Нет. Ну, может быть, в каком-то смысле. Это означает, что он уже не мог обходиться без азиатских девушек. Они ему и раньше нравились. Кореянки, китаянки, японки, филиппинки… Он не отличался особой разборчивостью, что довольно оскорбительно для азиатских женщин, потому что они так же не похожи друг на друга, как, например, шведы и турки. Но ему действительно было все равно, лишь бы они были азиатками. В тот вечер, когда мы встретились, он пришел в «Юкатан» с маленькой вьетнамкой. У нас в Хьюстоне много вьетнамцев.
– Значит, он любитель восточных женщин?
– Теперь нельзя говорить «восточная». Это считается оскорбительным, как «негр» или «стюардесса». Так же как мы теперь говорим «афроамериканец» и «бортпроводница», надо говорить «азиатская» вместо «восточная».
– Для меня «азиатка» звучит так же, как «индианка».
– Извините, мистер, но вы теперь обязаны говорить именно так, как я вам сказала.
– Что же ему в них нравилось?
– Может быть, как раз то, что они не похожи на него. Что они совсем другие. Гетеросексуальность – это же значит, что тебя привлекают те, кто не похож на тебя, так ведь?
– Но если этот парень, который оказался не Реттом Батлером, перешел на «бамбук», почему ему понравилась ты?
– Может быть, в тот момент он переживал помрачение ума. Или решил немного передохнуть от своих пристрастий. Я не знаю.
Она откинула черные волосы со лба и уставилась на меня своими широко посаженными карими глазами. Теперь, когда она заговорила об этом, я понял, почему человек, подсевший на «бамбук», запал на нее.
– Мы прожили вместе два года. Один год там, дома, и еще один здесь. Потом он снова вернулся к своему излюбленному типу. А может, и раньше, просто я узнала только два года спустя. Эту студентку из Малайзии он встретил в парке. Он показал ей Лондон… и кое-что еще. Он не был плохим человеком. Да он и сейчас неплохой парень. Просто я сделала неправильный выбор. А ты?
– Я?
– Да, что случилось с твоим браком?
Я не знал, как объяснить, что произошло у нас с Джиной. Я понимал, что это как-то связано с тем, что я стал старше, и все воспринималось как должное, и было такое ощущение, что жизнь ускользает сквозь пальцы. Джеймс Стюарт мог бы объяснить это мне.
– Точно не знаю, что произошло, – сказал я. – Я ненадолго отпустил тормоза.
– А, понятно, – сказала Сид. – В смысле, перепихнулся на стороне?
– Не только. Хотя и это тоже. Но я просто – не знаю, как объяснить… Я дал огню погаснуть.
Она секунду посмотрела на меня, а потом кивнула:
– Пойдем, посмотрим на огоньки.
Было уже темно. На противоположной стороне реки виднелась ниточка огней, тянувшаяся вдоль всей набережной, как жемчужные бусы. Если прийти сюда утром, то увидишь серые офисные здания и пробки – город, спешащий оплатить квартплату и погасить счета. Но вечером здесь все было прекрасно.
– Похоже на Рождество, – заметила Сид и взяла меня за руку.
Это действительно было похоже на Рождество, и ощущение было такое же.
– Я хочу попытать счастья с тобой, – неожиданно призналась она мне.
21
– Когда до няньки, заядлой курильщицы, дошло, что мы не собираемся воровать у нее Пегги, она разрешила нам на пару часов забрать ее в гости к Пэту.
– Смотри, что у меня есть! – объявила девочка, протягивая мне маленького пластмассового человечка. С виду он был очень доволен собой, одет в белые атласные штаны, покрытый блестками серебряный жилет и пурпурный смокинг.
– Диско-Кен, – пояснила она, – друг Барби. Он идет на дискотеку.
Странно было смотреть, как они играют. Пэт хотел взорвать Звезду Смерти. Пегги собиралась повесить занавески в «Миллениум Фальконе».
Возбужденный чуть не до истерики из-за того, что в его комнате гостит девочка (правда, Диско– Кен явно не произвел на него должного впечатления), Пэт то и дело рикошетом отлетал от мебели, размахивая над головой световым мечом и крича:
– Я никогда не перейду на сторону темных сил!
Пегги посмотрела на него своими серьезными темными глазами, а затем стала передвигать маленькие фигурки из «Звездных войн» вокруг звездолета (с одного бока густо обмотанного скотчем' после очередного столкновения с батареей), – с таким спокойствием, как будто они пили чай со сладкими лепешками в отеле «Ритц».
Природа или воспитание? Пэта никогда не поощряли играть в жестокие игры – от его бесконечных кровавых войн я порой готов был на стенку лезть.
Ему вот-вот должно было исполниться пять, и по натуре он был мягким, любящим мальчиком, слишком нежным для грубости и беспорядка, царившего на детской площадке. Мальчишки уже не раз задирались из-за того, что у школьных ворот его не ждала мать, и мы с ним пока еще не знали, как решить эту проблему.
Пегги была совсем другой. В свои пять с половиной лет она была спокойной, уверенной в себе девочкой, которую, казалось, ничто не тревожило и не пугало. Я никогда не видел страха в ее серьезных карих глазах.
Пэт не был рожден для охоты и шумных сборищ, а Пегги не создана для варки джемов и вязания теплых свитеров. Однако стоило дать им коробку с игрушками из «Звездных войн», каждый из них вдруг пришел в полное соответствие со своим полом. Пегги не интересовали игры в войну, а Пэта привлекало это и только это.
Правда, данное несоответствие совершенно не мешало им радоваться обществу друг друга. Пэт вцеплялся в спинку софы и улыбался, с восхищением глядя, как Пегги водит крошечные фигурки Принцессы Леи, Хана Соло и Люка Скайуокера вокруг серого пластмассового космического корабля, покорившего гиперпространство.
– Где твоя мама? – спросила у него Пегги.
– За границей, – ответил Пэт. – А твоя?
– На работе. Бианка забирает меня из школы. В квартире ей курить не разрешают, от этого она все время злится.
Похоже, что в жизни Пегги никакого отца и в помине не было, но в наше время это явление обычное, можно даже о нем и не упоминать. Наверняка это был какой-нибудь подонок, смывшийся, как только его попросили купить подгузники;
Раздался звонок в дверь. Видимо, пришел один из тех молодых людей, которые потеряли работу, но еще не потеряли надежду. Они мне, в принципе, духовно близки, и я всегда стараюсь поддержать их, покупая у них какую-нибудь ерунду, вроде пакетов для мусора или ремня из искусственной замши. Но у этого парня не было с собой обычного рюкзака с товарами.
– Прошу прощения за беспокойство. Меня зовут Эймон. Эймон Фиш.
Поначалу это имя ничего мне не подсказало. Живя в большом городе, привыкаешь, что в твою дверь звонят совершенно незнакомые люди, и когда появляется человек, имеющий к тебе хоть малейшее отношение, ты испытываешь потрясение.
Ну конечно же! Это был Эймон Фиш, молодой комик, который через год, вероятно, уже будет сниматься в рекламе пива и спать с девушками из прогноза погоды. Или через месяц. Или через неделю. Тот самый
