Николай напросился проводить меня, и я согласилась. Голова моя кружилась, мы целовались, а потом.
Она покраснела и закрыла лицо руками.
— Когда я проснулась, на столе лежало много денег. Так и началось. Потом Николай снова появился у меня дома. Я опять была одна. Но теперь мне терять было уж нечего, и мы легли спать. Все было бы хорошо, но пришла мать. Она схватила скалку и начала меня избивать. Николай убежал, оставив на стуле свой пиджак. После этого я долго не могла смотреть в глаза матери. Когда ходила по улице, думала, что все на меня смотрят. Но потом привыкла.
Прежде чем отнести Николаю пиджак, я невольно залезла в карман, потому что он слишком отвисал. Там я нашла пистолет и только тогда поняла, что имею дело с бандитом. Я долго думала, как поступить с пистолетом. Сдать в милицию как находку, я побоялась.
При встрече с Николаем я отдала ему пиджак, а о пистолете не сказала ни слова. Но он сам спросил: «Где машинка?» Сначала я сделала вид, что ничего не знаю, но потом сказала, что лежит в кармане. Николай обрадовался, поцеловал меня, и мы снова пошли на танцы. А дальше. Снова ресторан и кража из палатки в Царицыне.
С вином и водкой приехали мы к Евсееву и стали пировать. Я не пошла на следующий день ни домой, ни на работу, а осталась с Сережкой Евсеевым. Он не был красивым, но был неглупым вором и имел в этом деле большой успех. Что поделаешь, сама виновата. Я и с ним путалась.
— Вы рассказали только о магазине в Царицыне. А потом много дел было? — Я опять намекнул ей на пистолет.
— Понятно, — сказала она, — вы все знаете, — и в ужасе закричала.
Я отправил ее в КПЗ — камеру предварительного заключения.
Там уже сидели Зябликов, Евсеев, Захаркин. Мы искали Володьку, но его нигде не было.
Я снова вызвал на допрос Подчуфарову и заставил ее назвать все приметы. Бумаги исписал уйму. Оказалось, что у Конопатого такой же вихор, как у Евсеева.
Да, Евсеев, наверно, прав, думал я, с оружием на дела не ходил еще ни разу. О первых кражах, когда его брали, он рассказал все. В том, что он не будет врать, я уже был убежден.
— Конопатый — главный, вот его и ищите, — сказала, плача, Подчуфарова. — Мы за всех не в ответе.
.Я сел на лавочку со знакомой Коршакова, а его попросил вызвать Машу, кондуктора автобуса. Все вместе огородами мы отправились в парк.
— Не будем плутать по чужим огородам, — сказал Коршаков, — чужие пчелы всегда большее жалят. Надо иметь своих, а на голове предохранитель из частой сетки.
Маша странно посмотрела на Коршакова, а потом на меня.
— Что случилось? — спросила Маша.
И я рассказал ей о том, как мы задержали бандитов.
— Ну хорошо же, передайте своему начальнику, что я ему припомню его алименты.
Забыв про повязку на голове и про боль, я стал шутить и рассказывать небылицы.
Через некоторое время Маша пригласила меня к себе. Я поздоровался с Машиной мамой и сказал ей, как меня зовут.
— Молодой человек, а в бинтах, — заговорила мать. — Наверно, драчун, вот и подсыпали.
Маша вспылила:
— Если не знаешь человека, нечего напраслину возводить! Так можно любого обидеть. Он не такой, чтобы драться. Он сам борется с драчунами.
— Так значит, ты комсомолец или милиционер?! — воскликнула мать. — Боже мой, что же это делается с молодежью. Ну, комсомолец — туда-сюда, а милиционер. — Она развела руками.
Я рассказал ей, как Маша помогла ликвидировать опасную банду.
.Захаркина допрашивал Мартынов, а я сидел в стороне и записывал его показания.
— Где достал пистолет? — спрашивает Мартынов. Захаркин мнется и начинает врать.
— Нашел, гражданин начальник. Хотел сдать в милицию, не успел, задержали.
— Ну, что же, — сказал Мартынов, — поговорим о кражах. Кража в Царицыне — ваших рук дело?
— Нет, Кунаева.
— Кто ограбил промтоварную палатку на рынке?
— Это дело Евсеева.
— А кто ограбил квартиру на Красной горке?
— Это я, что мое, то мое, гражданин начальник.
— Ну, ладно, а чей колхозник в Кленовском овраге?
Захаркин побагровел и выругался:
— Продали, суки, Кунаев.
— Что Кунаев?! — повышенным тоном спросил Мартынов.
— Спроси его, он знает.
— А Верка Подчуфарова знает? А пацан знает?
— Пацан знает. Верке я ничего не рассказывал.
— Какое участие принимали этом деле Евсеев?
— Он классный вор и на такое дело никогда не подпишется. — Захаркин крутил в руках кепку и просил закурить.
— Я не курю, — сказал Мартынов, — вот, может, у Грозы жуликов есть? — Он обратился ко мне. Я не обиделся на Мартынова за кличку, ее мне дали сами жулики. Я вынул папиросы и протянул Захаркину. Мартынов встал из-за стола и стал ходить по кабинету взад и вперед, задавая вопросы.
— Давайте лучше поговорим о Кленовском овраге.
— Был вор, а стал бандит, — сказал Захаркин. — Мы бродили по рынку. Делать было нечего. Я даже и не думал ни о каком деле и понял, что Кунаев что-то замышляет, только тогда, когда Кунаев взял у одного колхозника два пучка морковки и протянул ему сторублевую бумажку. Он хотел проверить, есть ли у колхозника деньги. И не ошибся. Колхозник вывалил на прилавок целую кучу денег. Потом мы долго ходили вокруг колхозников, обмозговывая, как лучше совершить кражу. Вот тогда-то Кунаев и предложил свой план.
— Верка была с вами на рынке? — спросил Мартынов.
— Была и слышала весь наш разговор, — ответил Захаркин.
Мартынов прервал допрос и попросил вызвать Верку. Видно, она спала, когда ее вызвали: Верка кулаками терла глаза. Она села на стул рядом с Захаркиным.
— Вот мы их сейчас и поженим, — грустно пошутил Мартынов.
— Хватит с меня женихов, много было, — сказала Верка.
— Что вам известно о Кленовском овраге? — обратился Мартынов к Подчуфаровой. Но Верка молчала. Тогда Мартынов резко сказал:
— Вы только на воле резвые. А в уголовке, как зайцы, ежитесь!
И приказал:
— Увести!
Короткая очная ставка закончилась. Захаркина увели, но Верку Мартынов допросил задержаться.
— Подождите, барышня, у нас с вами еще разговор будет. — Мартынов усадил ее на стул и предложил стакан крепкого чая.
— Не заслужила, начальник, спасибо.
И она стала рассказывать все, что ей было известно о преступлении в Кленовском овраге. Я записывал ее показания. Подчуфарова говорила правду. В конце рассказа она заплакала и сказала:
— Сын без отца, что голубь без корма. Но я знала, на что шла, вот и достукалась.
— Основательно докатились. Подумали бы о будущем сыне. А вы.
Он махнул рукой. Верка заплакала и дрожащим голосом произнесла:
— Всю жизнь буду ненавидеть этих подонков. Настанет время, своим горбом буду расплачиваться.
Мы отправили Верку в КПЗ, а на допрос вызвали Зябликова. Держался он бодро, словно пришел не на допрос, а в увеселительное учреждение. Его острый нос и впрямь был похож на нос зяблика.
