— Пока Сюзанна Девлин будет гостить здесь, одна из вас поедет в Нью-Йорк на те же самые две недели, — объявила миссис Уэйкфилд. — Вот теперь все.
Джессика и Элизабет ошеломленно уставились друг на друга.
— Одна из нас? — повторила Элизабет.
— А кто? — перебила Джессика.
— Этот вопрос мы решим позже, — ответила Элис Уэйкфилд. — Но в любом случае вы обе останетесь довольны. Одна познакомит Сюзанну Девлин с Ласковой Долиной, а другая увидит Нью-Йорк.
— Лиз и так всегда меня забивает, — заявила Джессика. — Пусть хоть раз в жизни даст мне съездить в Нью-Йорк!
— Знаешь что, Джес! — возразила Элизабет. — Ты такая же забитая, как норковая шуба.
Элис Уэйкфилд снова рассмеялась.
— Я же сказала: решим позже. Так что успокойтесь.
— Это нечестно! — заверещала Джессика. — Я же уснуть не смогу! Не выношу, когда скрывают!
— Ах, ты не любишь, когда скрывают, — сказала Элизабет после того, как родители ушли к себе, а сестры стали подниматься вверх по лестнице. — А сама до сих пор не сказала мне, кого выбрали в команду болельщиц.
— Да подожди ты, Лиз! Мне пришла в голову грандиозная идея.
— А ну тебя, — отмахнулась Элизабет. — Знаю я твои грандиозные идеи. От них одни неприятности.
— На этот раз совсем не то, — воодушевилась Джессика, усаживаясь на постель сестры. — Ты просто упадешь, я тебе обещаю.
— Ладно, Джес, говори.
— Сюзанна и Стивен! — провозгласила Джессика с таким видом, словно открывала тайну Вселенной.
Элизабет спокойно поглядела на нее.
— Посмотри на меня повнимательнее, Джес. Как видишь, я не упала. И знаешь, почему я не упала? Потому что в твоей голове, дорогая сестричка, нет ни капли здравого смысла.
Джессика разозлилась.
— Я не выношу, когда ты так со мной разговариваешь, понятно тебе? Если бы ты хоть одну секунду подумала о том, что я предлагаю, ты оценила бы мою идею. Сюзанна Девлин — красавица, талантливая, умная и понимает, что к чему.
— И что?
— Как что? Не прикидывайся шлангом, Лиз! Наша гостья как раз то, что надо, чтобы спасти нашего брата от Трисии Мартин.
— Ты хочешь получить по лбу, Джес? — спросила Элизабет. — Стивен тебе это устроит, если будешь вмешиваться в его отношения с Трисией.
— Не устроит. Если ты мне поможешь. — Джессике явно не хотелось отступаться от грандиозной идеи.
— Нет, Джес, ни в коем случае. И думать забудь, — качая головой, ответила Элизабет. — Трисия — очень хорошая, симпатичная девушка. Ничего другого Стивену и не надо. Я категорически отказываюсь выступать с тобой против нее. И слушать ничего не хочу. Давай лучше обсудим более важные дела.
— Это какие же? — невинно спросила Джессика.
— Про то, как ты не любишь, когда скрывают, а сама не говоришь, кого выбрали.
— Ты меня не поняла, — продолжала валять дурака Джессика. — Я сказала, что не люблю, когда что- нибудь скрывают от меня. А об этом я давно знаю.
— Ну и вредина же ты!
— Ну ладно-ладно, — заухмылялась Джессика. — Скажу тебе. Но только половину. Мы выбрали Кару Уокер.
Самодовольная улыбка Джессики скрылась под подушкой, которую запустила в нее сестра.
— Ты что, Лиз! Сама же спрашивала!
Схватив подушку, Джессика швырнула ее в голову Элизабет и тут же приняла на себя ответный удар. Хлоп! Тресь! Близнецы молотили друг друга, хохоча как ненормальные и превращая постель Элизабет в нечто невообразимое.
Услышав шум, Элис Уэйкфилд вздохнула.
— Наверно, выясняют, кто кого забивает.
И все-таки, к большому удивлению Элизабет, Джессика так и не ответила на ее вопрос. Такого с ней не случалось еще ни разу в жизни. Джессика могла хранить какой бы то ни было секрет не более пяти минут. Но в тот вечер, когда близнецы разошлись по своим комнатам и легли спать, Элизабет все так же гадала, кто стал вторым новым членом команды.
И еще один человек не мог спать в эту ночь, мучаясь тем же сомнением — кого выбрали в команду болельщиц школы Ласковой Долины.
Энни Уитмен беспокойно металась и ворочалась с боку на бок, то и дело просыпаясь. Когда ей удавалось заснуть, она видела бесконечные соревнования болельщиц. И все никак не могла дождаться утра.
Наконец утро наступило, и в школе Ласковой Долины начался новый учебный день. Энни знала, что записка с сообщением, приняли ее или нет, появится только перед четвертым уроком, то есть перед испанским, на который приходил Рики Капальдо. Первые три урока, казалось, никогда не кончатся.
В этот день Рики постарался войти в класс со звонком, поэтому долго слонялся подальше от дверей. И только в последнюю секунду появился, сунув Энни маленький белый конверт.
Дрожащей рукой Энни схватила конверт и положила в учебник. Весь урок она боролась, с искушением достать записку и прочесть. Но всякий раз останавливала себя и заставляла подождать до звонка. В конце концов, убеждала она себя, еле удерживаясь от смеха, будет ужасно неприлично, если она вдруг с диким воплем пройдется колесом между рядами.
Ее обязательно должны принять. Каждое ее появление в зале было настоящим триумфом. А Сандра Бэкон вообще вышла из игры, когда упала.
«Я почти что в команде! В самой настоящей команде болельщиц школы Ласковой Долины!» — снова и снова повторяла она про себя и не верила.
Время от времени она посматривала на Рики Капальдо, но он так ни разу и не взглянул в ее сторону. Весь урок не отрывал глаз от учебника.
Но даже бесконечность имеет предел, и наконец-то раздался звонок с урока. Энни не шевелясь сидела за партой, ожидая, пока все выйдут. Затем опрометью выскочила в коридор, положила учебник прямо на пол, вытащила конверт и надорвала его.
«Сообщаем Вам, что, к сожалению, в этом году Вы не вошли в состав команды болельщиц школы Ласковой Долины. Спасибо за участие в конкурсе. Желаем удачи в будущем году».
Глава 9
Энни прислонилась к стене коридора в состоянии шока. Записка выскользнула из руки и упала на пол.
— Меня не приняли? — наконец произнесли ее оцепеневшие губы. — Кто же тогда? «Кто мог оказаться лучше?
Энни взглянула на валяющуюся у ног записку. Быстро нагнувшись за ней, снова стала читать. Может, она не так поняла?
Она скомкала листок в тугой маленький шарик и покачнулась. Ей показалось, что она сейчас упадет в обморок. Голова закружилась. Прошло несколько секунд. Минут. Часов. Лет.
«Они не хотят, чтобы я была с ними. Но я же все хорошо сделала! Я же была лучше всех!»
Перед ее мысленным взором снова возник гимнастический зал. Она выкрикивала приветствия и чувствовала всеобщее внимание, прикованное к ней, и слышала аплодисменты. Ей хлопали без конца. Потому что им нравилось. Аплодисменты шумели в ее ушах. И еще что-то звучало, далеко, на краю сознания — чей-то голос.
Какая-то тяжесть навалилась на нее, сковала движения. А она все стояла в гимнастическом зале,
