— Это была я, миссис Уитмен. Элизабет. А это моя сестра, Джессика, мы близнецы.
Джессика опустила голову от стыда, боясь взглянуть в глаза миссис Уитмен. Но та уже отвернулась от них, обратившись к Рики:
— Мне сказали, что она хотела… мне сказали… она приняла… — Она не могла закончить фразу. Слезы текли по ее лицу, а рот она прикрывала ладонью.
Рики встал и положил ей на плечо свою твердую руку. Затем подвел ее к свободному стулу рядом с Джессикой и осторожно усадил. Джонни молча наблюдал за ними со своего места.
— Она поправится, — стараясь быть убедительным, сказал Рики. — Обязательно.
Эти слова он говорил больше для себя, чем для матери Энни.
— Я так рада, что ты здесь, Рики, — сказала миссис Уитмен.
— Это он помог доставить ее сюда, — заметила Элизабет.
— Как мне благодарить тебя, мальчик мой! — воскликнула Мона Уитмен. — Ты был так добр к моему котенку, звонил, приходил навестить. Ты ведь очень переживаешь за нее, да?
— Да, очень, — прошептал Рики.
— Тогда скажи мне, почему она это сделала? Я не могу понять. — И она отчаянно затрясла головой. — Не могу!
— С ней несправедливо поступили в школе, и она… не выдержала.
— Ты имеешь в виду этот обыкновенный конкурс?
— В общем, да.
— Я знаю, она рассказывала. Объясняла, что кому-то не понравилось ее желание вступить в эту команду. За что они так ненавидят моего котенка?
Рики молча уставился на свои ботинки. Элизабет взглянула на Джессику, которая вдруг поднялась с места. Двигаясь так, словно ее тащили на веревке, она подошла к единственному окну в зале и невидящим взглядом уставилась на деревья.
Ожидание тянулось нескончаемо. Неизвестно, сколько времени прошло, прежде чем появилась утомленная до предела медсестра и сообщила им, что Энни сделали промывание и она спит.
— Ее сейчас перевезут на верхний этаж.
— Она выздоровеет? — требовательно спросила миссис Уитмен.
— Этого мы сказать не можем, пока девочка не проснется, — ответила медсестра и, пройдя зал, скрылась за тяжелой металлической дверью.
В ожидании ответа врача миссис Уитмен, Джонни, близнецы и Рики отправились в больничный кафетерий, где без всякого аппетита выпили по чашке кофе, горячо молясь каждый по-своему, чтобы несчастная девочка выбралась из беды. Над столом зависла одна и та же тема. Снова и снова раздавались все те же вопросы и объяснения. И самый страшный вопрос — почему она сделала это — давил всех безысходной тяжестью. Джессика старалась казаться как можно незаметнее. На миссис Уитмен и Рики она просто не могла поднять глаз.
Наконец всех позвали в палату Энни. Элизабет, Джессика и все остальные прошли по длинным коридорам, пахнущим дезинфекцией. Им снова вспомнилось, как здесь лежала Элизабет после жуткой, как ночной кошмар, мотоциклетной аварии.
Девочки ожидали увидеть Джона Эдвардса, молодого доктора, который лечил Элизабет. Но встретивший их на пороге палаты врач Энни оказался старше и опытней.
— Доктор Хэмонд, — представился он.
— Я ее мать, — ответила миссис Уитмен. — Как она?
Лицо доктора Хэмонда не выразило никаких эмоций.
— Был бы счастлив ответить: все прекрасно. Однако исход пока не ясен. Мне важно знать, сколько времени девочка находилась в бессознательном состоянии до того, как была доставлена к нам.
Рики выступил вперед.
— Это я нашел ее, доктор. Но я не знаю, сколько времени она пролежала. Просто не представляю.
Миссис Уитмен, Джонни и Рики кинулись к постели, где лежала Энни. Мона сжала в ладонях холодную руку дочери. Близнецы остановились в ее ногах, глядя на неподвижное тело, распростертое перед ними. Лицо было безжизненным, лишенным всякого оттенка. Джессика почувствовала, что сейчас упадет в обморок, и ухватилась дрожащей рукой за металлическую спинку кровати. Несколько минут прошло в полном молчании. Затем Элизабет увела сестру в коридор, где они тихо уселись в небольшом холле.
Рики выглянул из-за двери и, заметив их, снова вернулся в палату. Время тянулось медленно.
Вдруг стерильный воздух больницы пронзил оглушительный женский вопль. Миссис Уитмен выскочила в коридор.
— Доктор! Сестра! Кто-нибудь! Мой котенок проснулся!
— Доктор Хэмонд, палата сорок пять, вызов. Доктор Хэмонд, палата сорок пять, вызов, — раздался скрипучий голос громкоговорителя.
Через несколько секунд, широко шагая по коридору, врач прошел в палату Энни. Он попросил миссис Уитмен, Джонни и Рики выйти.
Все трое вышли в холл и присоединились к близнецам.
— Что она сказала? — спросил Рики.
— Она простонала, но слов я не поняла, — ответила Мона Уитмен и, достав сигарету, нервно закурила.
Когда доктор Хэмонд вышел к ним, лицо его было хмурым.
— Да… — с тревогой произнес он. — По моим расчетам ей уже должно было стать лучше.
— Она в сознании? — спросила миссис Уитмен.
— Она то приходит в сознание, то снова впадает в забытье. В данный момент она без сознания.
— Когда она поправится? — повторила миссис Уитмен.
— Пока ничего сказать нельзя. Когда люди кончают с собой, они, как правило, не хотят возвращаться к жизни. Если помощь поспевает вовремя, как в нашем случае, у них появляется возможность вернуться. Но еще неизвестно, нужна ли им эта возможность.
— Не понимаю, доктор. Он усадил несчастную мать на кушетку и сел рядом.
— Миссис Уитмен, я не знаю причин, которые повлияли на вашу дочь, но воли к жизни у нее нет.
Глава 12
Нет воли к жизни… нет воли к жизни. Эти слова безжалостно бились в голове Джессики, когда она неслась по больничным коридорам. Она яростно толкнула входную дверь и, тяжело дыша, выскочила в парк, в прохладу раннего вечера. Стремительно промчалась по аллее, полукругом идущей от главного входа, пересекла широкую, мягкую, как плюш, лужайку. В горле стоял ком, дыхание сбилось, кровь стучала в висках.
«Нет воли. И все из-за меня!» Колени вдруг ослабели, и, пробежав еще несколько шагов, она свалилась на прохладную траву, рядом с японским каменным садиком. Она жадно хватала ртом вечерний воздух.
«Уеду навсегда, — не помня себя от боли, твердила она. — Сяду на автобус до Лос-Анджелеса, потом на самолет».
Она уткнулась лицом в траву, орошая землю горькими слезами.
— Джес! Джессика! — издалека послышался голос. Она подняла голову и увидела Элизабет, бегущую к ней по лужайке.
— Что ты здесь делаешь? — воскликнула Элизабет и, подбежав, обхватила сестру обеими руками.
— Уйди, я хочу быть одна!
— Ну что ты! Все будет хорошо. Вместо ответа Джессика застонала. Как это — «хорошо»? У нее никогда больше не будет ничего хорошего.
Элизабет ласково покачала сестру в своих объятиях. Рыдания Джессики постепенно утихали, переходя в прерывистые долгие всхлипы. Наконец она затихла.
— Убежишь ты или нет, от этого ничего не изменится, и Энни от этого не поправится, — устало уговаривала ее Элизабет. — И сколько ни ругай себя, делу не поможешь. Хватит ныть.
— Не могу. Это моя вина. Я, правда, не знала, Лиз, что она так сильно этого хочет. Понятия не имела! Лучше бы я умерла!
Джессика ударила ногой по земле, и слезы полились у нее с новой силой.
