На совещании на документе в нужном месте появилось факсимиле компании «Бингхэм продактс» с подписями. Мистер Бингхэм соглашался со всем, он вообще не обращал особого внимания на ход обсуждения. Оно еще не дошло и до середины, как он заявил, что устал, что едет домой спать, и, позевывая, вышел из зала. Детали проекта за него обсудят мистер Голдмарк и представители «Д. Уинтроп Гудзон компани», которая занимается рекламой для Бингхэма. Дику ужасно понравилось, как Джи Даблъю вел с ними переговоры, – в жесткой, властной, но спокойной манере. После совещания он напился и даже попытался трахнуть в такси одну свою знакомую, но из этого ничего не вышло, и он поехал в свою пустую квартиру, чувствуя себя просто ужасно.
Утром Дик проспал. Его разбудил звонок телефона. Звонила мисс Уильямс. Она передала ему распоряжение шефа: немедленно собрать чемодан и ехать на вокзал. Он будет сопровождать мистера Мурхауза в его поездке в Вашингтон, где тот примет участие в слушаниях конгресса.
– И еще, мистер Севедж, – продолжала секретарша. – Мы все здесь в конторе понимаем, что вы сыграли главную роль в успешном оформлении сделки. В том, что доклад Бингхэму принят, – ваша заслуга. Мистер Мурхауз считает, что вы их всех просто загипнотизировали.
– Вы очень любезны, мисс Уильямс, – сказал Дик слащавым голосом.
Дик с Джи Даблъю заняли купе в салон-вагоне. Мисс Уильямс ехала с ними, и они напряженно работали всю дорогу. Дик весь день ужасно мучился, ему так хотелось пропустить глоточек-другой, но он не осмеливался этого сделать, хотя у него в чемодане лежала бутылка виски. Мисс Уильямс наверняка увидит, как он ее вытаскивает, и начнет нудно упрекать его своим обычным язвительным, хотя и словно извиняющимся тоном. К тому же он знал, что боссу это не понравится. Тот считал, что он, Дик, слишком много пьет.
Он очень нервничал, выкуривал одну сигарету за другой, и теперь его язык еле ворочался из-за горькой сухости во рту. Тогда он принялся жевать резинку.
Дик все время пытался привлечь внимание Джи Даблъю к своим новым идеям и подходам, покуда тот не лег на диван, чтобы немного вздремнуть, сказав, что чувствует себя неважно. Затем Дик отвел мисс Уильямс в вагон-ресторан, напоил ее там чаем и рассказал кучу смешных историй, от которых она покатывалась со смеху. Когда они наконец проехали по 'закопченным тоннелям Балтимора, он чувствовал, что уже созрел и его можно отправлять в психушку. Еще до приезда в Вашингтон он наверняка стал бы рассказывать пассажирам, что он – Наполеон, если бы только ему не удалось украдкой как следует отхлебнуть из бутылки шотландского виски, когда мисс Уильямс вышла в туалет, а Джи Даблъю был поглощен изучением кипы писем, которыми Ю.-Р. Бингхэм обменивался от имени своей компании «Бингхэм продактс» с неким лоббистом в Вашингтоне, полковником Хадсоном, по поводу нового законодательства об экологически чистой пище.
Удалившись наконец в свою спальню в их двухместном угловом номере, который всегда занимал Джи Даблъю в отеле «Шорхэм», Дик с большим облегчением, как нормальный человек, налил себе стакан виски с содовой и льдом. Неторопливо потягивая любимый напиток, он составлял остроумную телеграмму для девушки, с которой собирался пообедать сегодня вечером в Кролони-клаб. Он уже почти допил стакан, когда вдруг ожил телефон. На сей раз звонила секретарша Ю.-Р. Бингхэма из отеля «Уиллард». Она поинтересовалась, не сможет ли Дик принять приглашение пообедать с мистером и миссис Бингхэмами и их дочерьми.
– Конечно, поезжайте, – сказал Джи Даблъю, когда Дик спросил у шефа, нужен ли он тому. – Я завершу эту сделку, женив вас на одной из этих красавиц Бингхэма, имейте это в виду!
Дочери Бингхэма оказались рослыми молодыми девицами. Их звали Хайджея, Олтея и Мира. Миссис Бингхэм – толстая, не первой молодости блондинка с невыразительным скучным лицом, в круглых очках с металлической оправой. Они, правда, все были в очках, кроме Миры, которая куда больше походила на отца. Девица, по-видимому, очень любила поговорить. Она была моложе своих сестер, и Ю.-Р. Бингхэм, который большими шагами расхаживал вокруг них в старомодных теплых домашних туфлях, в рубашке с открытым воротом, за которым виднелась красное фланелевое нижнее белье, представил ее гостю как единственного члена семьи с артистическими наклонностями. Она говорила обо всем весело, взахлеб, рассказывала, что собирается в Нью-Йорк, чтобы там изучать живопись. Она сделала Дику комплимент, сказав, что у такого человека, как он, вероятно, тоже артистический темперамент.
Обед проходил в нервозной обстановке, так как мистер Бингхэм все время заворачивал обратно официантов с блюдами и страшно их ругал и распекал за то, что, по его мнению, капуста переварена, сырая морковь еще не дозрела до кондиции, как будто они были в этом виноваты, и в конце концов, окончательно рассердившись, послал за метрдотелем.
Все послушно ели картофельный суп, вареный лук, посыпанный крошкой орехов фундука, намазывали кусочки хлеба растительным маслом из арахиса и запивали все эти яства кока-колой. Вдруг к ним подошли двое из Эн-би-си с микрофоном, чтобы начать восьмичасовую передачу Бингхэма о вкусной и здоровой пище. Теперь он снова стал удивительно радушным, все время улыбался – просто душка. Тут же из спальни выплыла зареванная миссис Бингхэм. Незадолго до этого она, зажав руками уши, в ужасе выбежала из гостиной, чтобы не слышать отвратительных ругательств своего супруга.
Она стояла перед ними с красными глазами, с маленьким пузырьком с нюхательной солью в руках. Но, по-видимому, она зря вернулась. Ю.-Р. Бингхэм вдруг заорал, что женщины в номере отвлекают его внимание от микрофона, и тут же прогнал всех в спальню. Дика он, однако, оставил – пусть послушает его передачу о здоровье и правильной диете, его рекомендации по специальным физическим упражнениям. Старик объявил о предстоящем ежегодном походе по пересеченной местности от Вашингтона до Луисвилля, спонсором которого выступала газета «Крепкое здоровье», печатный орган «Бингхэм продактс». Этот поход в течение трех дней он будет возглавлять сам лично, а потом уступит свое место молодым.
После передачи в гостиную вновь вернулись женщины, миссис Бингхэм со своими дочерьми, – все накрашенные, припудренные, с бриллиантовыми сережками в ушах, нитками жемчуга на шее и уже в пальто из шерстяной ткани с начесом. Они пригласили Дика и обоих радиожурналистов в театр Кейта, но Дик отказался, сославшись на загруженность работой. Миссис Бингхэм все же вырвала у Дика обещание непременно посетить их дом в Эврике.
– Приезжайте, молодой человек, на месячишко, – бубнил Бингхэм, прерывая жену. – Мы там сделаем из вас настоящего мужчину. Первая неделя – апельсиновый сок, спринцевания, массаж, отдых… После этого начнем укреплять ваш организм с помощью воздушных зерен пшеницы, молока, сливок, которых там завались. Немного бокса, пробежки, прогулки пешком на солнце без стесняющей движения одежды, и в результате вы вернетесь домой совершенно другим человеком, станете истинным продуктом замысловатой ручной работы природы, соперником животных… ну вы, конечно, знаете строчки бессмертного барда… и вы навсегда забудете об этой вредной для здоровья нью-йоркской жизни, которая отравляет весь ваш организм. Приезжайте, молодой человек… Ну, до свиданья! Сейчас сделаю свои упражнения для более глубокого дыхания – и в постель. Когда я в Вашингтоне, то обычно встаю в шесть утра и иду взламывать лед на Потомаке… Может, мокнемся вместе завтра? Там будет кинохроника «Пате». Вам их внимание не помешает, покуда вы в этом бизнесе…
– В другой раз, мистер Бингхэм, в другой раз, – торопливо отказался Дик.
В отеле Джи Даблъю уже заканчивал обед в компании сенатора Плэнета, полковника Хадсона и какого- то гладкого розовощекого человека с жабьей физиономией и любезными, предупредительными манерами.
Сенатор, встав из-за стола, радушно пожал Дику руку.
– Ну, малыш, мы ожидали, что вы после общения с Бингхэмом вернетесь в шкуре тигра. Старик не продемонстрировал вам, насколько у него расширилась грудная клетка после занятий по его системе?
Джи Даблъю сидел с мрачным видом.
– Нет, на сей раз нет, сенатор, – ответил Дик.
– Послушайте, сенатор, – нетерпеливо заговорил Джи Даблъю, продолжая, по-видимому, с того места, на котором остановился, – речь в данном случае идет о принципе. Если правительство вмешивается в бизнес, то тем самым создает прецедент, а это означает конец всякой свободе, частной инициативе в нашей стране.
– Это еще означает начало русской красной большевистской диктатуры, тирании, – сердито акцентировал полковник Хадсон.
