вспомнил, что сегодняШестое августа по-старому,Преображение Господне.Обыкновенно свет без пламениИсходит в этот день с Фавора,И осень, ясная как знаменье,К себе приковывает взоры.И вы прошли сквозь мелкий, нищенский,Нагой, трепещущий ольшаникВ имбирно-красный лес кладбищенский,Горевший, как печатный пряник.С притихшими его вершинамиСоседствовало небо важно,И голосами петушинымиПерекликалась даль протяжно.В лесу казенной землемершеюСтояла смерть среди погоста,Смотря в лицо мое умершее,Чтоб вырыть яму мне по росту.Был всеми ощутим физическиСпокойный голос чей-то рядом.То прежний голос мой провидческийЗвучал, не тронутый распадом:«Прощай, лазурь преображенскаяИ золото второго Спаса,Смягчи последней лаской женскоюМне горечь рокового часа.Прощайте, годы безвременщины!Простимся, бездне униженийБросающая вызов женщина!Я – поле твоего сраженья.Прощай, размах крыла расправленный,Полета вольное упорство,И образ мира, в слове явленный,И творчество, и чудотворство».
1953
СВИДАНИЕ
Засыпет снег дороги,Завалит скаты крыш.Пойду размять я ноги:За дверью ты стоишь.Одна в пальто осеннем,Без шляпы, без калош,Ты борешься с волненьемИ мокрый снег жуешь.Деревья и оградыУходят вдаль, во мглу.Одна средь снегопадаСтоишь ты на углу.Течет вода с косынкиЗа рукава в обшлаг,И каплями росинкиСверкают в волосах.И прядью белокуройОзарены: лицо,Косынка и фигураИ это пальтецо.Снег на ресницах влажен,В твоих глазах тоска,И весь твой облик слаженИз одного куска.Как будто бы железом,Обмакнутым в сурьму,Тебя вели нарезомПо сердцу моему.И в нем навек заселоСмиренье этих черт,И оттого нет дела,Что свет жестокосерд.И оттого двоитсяВся эта ночь в снегу,И провести границыМеж нас я не могу.Но кто мы и откуда,Когда от всех тех летОстались пересуды,А нас на свете нет?
1949
ЗИМНЯЯ НОЧЬ
Мело, мело по всей землеВо все пределы.Свеча горела на столе,Свеча горела.Как летом роем мошкараЛетит на пламя,Слетались хлопья со двораК оконной раме.Метель лепила на стеклеКружки и стрелы.Свеча горела на столе,Свеча горела.На озаренный потолокЛожились тени,Скрещенья рук, скрещенья ног,Судьбы скрещенья.И падали два башмачкаСо стуком на пол.И воск слезами с ночникаНа платье капал. И все терялось в снежной мгле,Седой и белой.Свеча горела на столе,Свеча горела.На свечку дуло из угла,И жар соблазнаВздымал, как ангел, два крылаКрестообразно.Мело весь месяц в феврале,И то и делоСвеча горела на столе,Свеча горела.
1946
РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ЗВЕЗДА
Стояла зима.Дул ветер из степи.И холодно было младенцу в вертепеНа склоне холма.Его согревало дыханье вола.Домашние звериСтояли в пещере,Над яслями теплая дымка плыла.Доху отряхнув от постельной трухиИ зернышек проса,Смотрели с утесаСпросонья в полночную даль пастухи.Вдали было поле в снегу и погост,Ограды, надгробья,Оглобля в сугробе,И небо над кладбищем, полное звезд.А рядом, неведомая перед тем,Застенчивей плошкиВ оконце сторожкиМерцала звезда по пути в Вифлеем.Она пламенела, как стог, в сторонеОт неба и Бога,Как отблеск поджога,Как хутор в огне и пожар на гумне.Она возвышалась горящей скирдойСоломы и сенаСредь целой вселенной,Встревоженной этою новой звездой.Растущее зарево рдело над нейИ значило что-то,И три звездочетаСпешили на зов небывалых огней.За ними везли на верблюдах дары.И ослики в сбруе, один малорослейДругого, шажками спускались с горы.И странным виденьем грядущей порыВставало вдали все пришедшее после.Все мысли веков, все мечты, все миры,Все будущее галерей и музеев,Все шалости фей, все дела чародеев,Все елки на свете, все сны детворы,Весь трепет затепленных свечек, все цепи,Все великолепье цветной мишуры......Все злей и свирепей дул ветер из степи......Все яблоки, все золотые шары.Часть пруда скрывали верхушки ольхи,Но часть было видно отлично отсюдаСквозь гнезда грачей и деревьев верхи.Как шли вдоль запруды ослы и верблюды,Могли хорошо разглядеть пастухи.– Пойдемте со всеми, поклонимся чуду, — Сказали они, запахнув кожухи.От шарканья по снегу сделалось жарко.По яркой поляне листами слюдыВели за хибарку босые следы.На эти следы, как на пламя огарка,Ворчали овчарки при свете звезды.Морозная ночь походила на сказку,И кто-то с навьюженной снежной грядыВсе время незримо входил в их ряды.Собаки брели, озираясь с опаской,И жались к подпаску, и ждали беды.По той же дороге, чрез эту же местностьШло несколько ангелов в гуще толпы.Незримыми делала их бестелесность,Но шаг оставлял отпечаток стопы.У камня толпилась орава народу.Светало. Означились кедров стволы.– А кто вы такие? – спросила Мария.– Мы племя пастушье и неба послы,Пришли вознести вам обоим хвалы.– Всем вместе нельзя. Подождите у входа.Средь серой, как пепел, предутренней мглыТоптались погонщики и овцеводы,Ругались со всадниками пешеходы,У выдолбленной водопойной колодыРевели верблюды, лягались ослы.Светало. Рассвет, как пылинки золы,Последние звезды сметал с небосвода.И только волхвов из несметного сбродаВпустила Мария в отверстье скалы.Он спал, весь сияющий, в яслях из дуба,Как месяца луч в углубленьи дупла.Ему заменяли овчинную шубуОслиные губы и ноздри вола.Стояли в тени, словно в сумраке хлева,Шептались, едва подбирая слова.Вдруг кто-то в потемках немного налевоОт яслей рукой отодвинул волхва,И тот оглянулся: с порога на деву,Как гостья, смотрела звезда Рождества.
1947
ЧУДО
Он шел из Вифании в Ерусалим,Заранее грустью предчувствий томим.Колючий кустарник на круче был выжжен,Над хижиной ближней не двигался дым,Был воздух горяч, и камыш неподвижен,И Мертвого моря покой недвижим.И в горечи, спорившей с горечью моря,Он шел с небольшою толпой облаковПо пыльной дороге на чье-то подворье,Шел в город на сборище учеников.И так углубился он в мысли свои,Что поле в уныньи
