насмешливый голос Розалинды:
— Зачем вы смущаете бедного человека, который проголодался и хочет позавтракать? Не хотите ли чашечку чаю, мистер Аш?
Признательный за своевременную помощь, Стивен обошел экспансивную семью и принял дымящуюся чашку из рук Розалинды.
Смочив иссохшие губы, он сказал:
— Вы придаете слишком большое значение тому, что я сделал. Я рад, что мог вам помочь. И, пожалуйста, больше не будем об этом говорить.
Но Фицджералды отнюдь не были готовы прекратить разговор о спасении их любимого мальчика. После того как Стивен взял себе несколько поджаренных ломтиков хлеба и вареных яиц и сел рядом с Розалиндой, семья вновь заговорила о вчерашнем происшествии. Все они переживали испытанное потрясение, ужас, а затем глубокое облегчение. Рассказывали об этих переживаниях очень выразительно и ярко, с художественным вкусом.
Хотя Стивен и испытывал неловкость, слыша преувеличенные похвалы в свой адрес, он тоже был захвачен общим оживлением. Трудно было бы представить себе сцену, более отличную от того, что он привык видеть с детства у себя дома. Фицджералды были единой семьей, а не группой людей, объединенных узами родства и происхождением. Каждый член семьи знал, что его любят и принимают таким, каков он есть, это, естественно, придавало уверенности в себе. И все относились друг к другу с любовью и уважением.
Только Розалинда не участвовала в этой веселой болтовне. Она спокойно заботилась обо всех, включая и пса. У каждого из членов семьи, очевидно, была своя роль. Что до Розалинды, то она объединяла их всех, была своеобразным центром притяжения.
Это было общее впечатление, но были и другие, более тонкие. Когда она поворачивала голову, он чувствовал слабый запах розовой воды. Когда она вставала, чтобы вызвать слугу с очередным чайником, он слышал почти неуловимый шелест ее юбок. Он по возможности старался не глядеть на свою соседку, но никогда в жизни не ощущал с такой остротой присутствия женщины.
Вернувшись на свое место, Розалинда на какой-то миг задержалась, чтобы осмотреть рану на его голове. В прикосновении ее пальцев к его волосам было что-то странно возбуждающее.
— Рана хорошо заживает, мистер Аш, — сказала она. — Но вид у вас все же не вполне здоровый. Мне кажется, вам лучше побыть в Редминстере хотя бы еще один день. В пути ваше состояние может ухудшиться.
— Надеюсь, вы не забыли, что меня зовут Стивеном? И я собираюсь остаться здесь хотя бы до завтрашнего дня. Она улыбнулась, и у него сразу потеплело на душе.
— Очень хорошо, Стивен.
— Пока вы остаетесь здесь, в «Трех коронах», вы мой гость, — заметил Томас. — Если хотите, можете искупаться в ванне с шампанским.
Стивен чувствовал себя очень неловко, принимая гостеприимство человека, по всей видимости, не слишком-то богатого, тогда как он мог бы позволить себе купить эту гостиницу за свои карманные деньги. Однако он подумал, что не имеет права мешать изъявлениям благодарности со стороны столь почтенного человека. Этот урок он усвоил, еще будучи свидетелем того, как отец донимал некоторых людей своей, иногда весьма обременительной, благотворительностью.
— Думаю, что расходовать на такое дело шампанское — просто преступление. Надеюсь, позднее я смогу угостить вас всех вином в буфете гостиницы.
— С удовольствием принимаем это приглашение, — сказал старший Фицджералд. — Я непременно пожелаю вам здоровья и долгих лет жизни.
Эти слова вернули Стивена к жестокой реальности. Ничье доброе пожелание не сможет продлить его жизнь. Сразу потеряв аппетит, он встал:
— Пойду посмотрю, как там чувствует себя Юпитер в здешней конюшне.
— Я тоже пойду с вами, — вызвался Брайан.
— Ты должен еще сделать уроки, — твердо сказала его мать. — Вы, Томас и Джессика, отправляйтесь на репетицию. Может быть, ты. Роза, проводишь мистера Аша в конюшню, а затем отведешь в гостиницу «Король Георг»… — Мария запнулась и, чуть помолчав, с некоторым замешательством добавила: — Если вы, конечно, хотели бы посмотреть на нашу работу.
— Это самое большое мое желание, — искренне заявил Стивен. Он бывал за кулисами нескольких столичных театров, но никогда не видел, как репетируют бродячие актеры. Любопытно взглянуть, как они это делают.
Розалинда встала, и они вместе вышли в залитый солнечными лучами двор. По пути к конюшне она сказала с веселыми искорками в глазах:
— Надеюсь, что наш завтрак не показался вам чересчур сытным?
Ее вопрос позабавил его. Любуясь, как играет солнце на ее золотисто-рыжеватых волосах, он сказал:
— Мне было приятно присутствовать на вашем завтраке. И я почерпнул кое-что для себя полезное.
Когда они подошли к конюшне, он открыл дверь, пропустил свою спутницу. И, уступая любопытству, спросил:
— Вы сильно отличаетесь от всех остальных членов семьи. Может быть, вы девочка из сказки, оставленная эльфами среди первоцветов и земляничных ягод?
— Вернитесь на грешную землю, — сказала она, сразу посуровев. — Я приемная дочь Фицджералдов. Они нашли меня на набережной, где я собирала объедки. Было мне тогда всего три-четыре года. Судя по некоторым сведениям, я сошла с корабля вместе с матерью, которая сразу же умерла. Просто не представляю себе, как сложилась бы моя судьба, не удочери меня Фицджералды.
Он посмотрел на нее, с ужасом представляя себе, что могло бы случиться-с потерянной маленькой девочкой. Да еще прехорошенькой.
— Просто невероятная история. Фицджералды не пытались выяснить что-либо о вашем происхождении?
— Они не могли задерживаться в Лондоне, должны были ехать на гастроли в Колчестер. Мама вспоминает, что одежда на мне была очень хорошая; говорила я, как ребенок из культурной семьи, так что родители мои, по всей видимости, были людьми обеспеченными. — Она пожала плечами. — Вот и все, что я. знаю о своем происхождении.
Высунув морду из стойла. Юпитер заржал, повелительно требуя ласки. Стивен погладил его бархатистый нос.
— Вы никогда не думали о своих настоящих родителях?
Розалинда заколебалась, ответила не сразу:
— Да. Только я ни за что на свете не хотела бы, чтобы мама или папа узнали об этом. Боюсь, они были бы обижены, потому что никто не мог бы воспитать меня с большей любовью и добротой, чем они.
— И все же любопытство — естественное человеческое качество, — спокойно произнес он.
— Но вы же меня хорошо понимаете, — сказала она без обычных смешинок в глазах и погладила гладкую холку Юпитера. — Вполне возможно, что у меня есть какие-то родственники. Я порой старалась отыскать среди зрителей тех, кто походил бы на меня. Иногда я задумываюсь, каково мое истинное имя и ждал ли нас с матерью кто-нибудь в Лондоне. Ведь это произошло почти двадцать пять лет назад. Помнит ли кто-нибудь о маленькой потерянной девочке? — Она задумчиво взглянула на него.
Она все еще продолжала гладить Юпитера, и, стремясь как-то утешить ее, Стивен прикрыл ее руку своей.
Когда их пальцы соприкоснулись, он почувствовал нечто вроде электрического разряда. Убрав руку, он спросил:
— Помните ли вы хоть что-нибудь о своей жизни до того, как вас удочерили Фицджералды?
— У меня осталось лишь несколько разрозненных воспоминаний. Помню, как кто-то, вероятно, мама, обнимал меня. Помню, что жила в большом каменном доме. Но, возможно, он представлялся мне таким только потому, что я была мала.
— Вы даже не помните своего имени?
