Из-за Нее, я знаю;Знакомит с «бывшим» со своим,А он вот-вот умрет:Еще бы, Ей нужны юнцы,А мне наоборот!..Но не всегда ж Ей быть такой!Пройдут веселья годы,Ее потянет на покой,Забудет игры, моды…Мне светит будущего луч,Я рассуждаю просто:Скорей бы мне под пятьдесят,Чтоб Ей под девяносто.
Взыскательные говорят:Лишь о себе Певец поетИ персональный рай и адПечатает и продает.Все это так — но и не так:Ведь все, что пел я и воспел я,В себе и в людях подглядел я.Бедняк, глядел я на бедняг.От вершины до подножья,Каждый пик и перевал,Тари Дэви нежной дрожью,Чуть стемнело, задрожал.Затряслись отроги Джакко,Злясь и глыбясь вразнобой.Дым вулкана? Дым бивака?Страшный суд? Ночной запой?Утром — свежим, сочным, спелым —Вполз верблюд в мою тоскуАнти-Ньютоновым теломПо стене и потолку.В пляс пошли щипцы с камина,Разлился пиявок хор,И мартышка, как мужчина,Понесла последний вздор.Тощий чертик-раскорячкаЗавизжал, как божий гром,И решили: раз горячка,Надо лить мне в глотку бром,И столпились у постели —Мышь кровавая со мной,И кричал я: «ОпустелиХрам небес и мир земной!»Но никто не слушал брани,Хоть о смерти я орал.Оказались в океане.Налетел истошный шквал.Жидкий студень и повидлоРазвезла морская гать,И когда мне все обрыдло,Быдло бросилось вязать.Небо пенилось полночи,Как зальделый демисек,Разлетясь в куски и клочья,Громом харкая на всех;А когда миров тарелкиКосо хрястнули вдали,Я не склеил их — сиделкиБольно шибко стерегли.Твердь и Землю озирая,Ждал я милости впотьмах —И донесся глас из раяИ расплылся в небесах,Как дурацкая ухмылка:«Рек, рекаши и рекла»,И луна взошла — с затылка —И в мозгу все жгла и жгла.