Тем вечером туман закрыл долину, Как закрывают мертвому лицо, Закрыл долину, бело-голубой, И растекался, тихий, как вода, От Храма, где давно погас Огонь, От Храма до запруды водопоя Клубился, подымался, оседал И замирал, — и вот при лунном свете Долина замерцала, как болото, И люди шли в тумане по колено, Переходя долину словно вброд. Той ночью Красный Конь щипал траву У водопоя наших стад, и люди — Кто услыхал его — лишились сил. Так Мор пришел в Эр-Хеб и погубил Мужчин одиннадцать и женщин трех; А Красный Конь ушел с рассветом ввысь, Оставив на земле следы подков. Тем вечером туман покрыл долину, Как покрывают тело мертвеца, Но был он много выше — высотой С отроковицу, — и при лунном свете Долина замерцала, словно заводь. Той ночью Красный Конь щипал траву На расстоянье брошенного камня От водопоя наших стад, и люди — Кто услыхал его — лишились сил. Так Мор пришел в Эр-Хеб и погубил Мужчин — две дюжины, и женщин — семь, И двух младенцев. Так как путь на Горух Был путь к врагам, а мирный А-Сафай Перекрывали снежные заносы, Мы не могли бежать, и смерть копьем Разила нас; молчали Киш и Ябош, Хотя мы им заклали лучших коз; И каждой ночью Красный Конь спускался Все ниже по реке, все ближе, ближе Ко Храму, где давно погас Огонь, И кто слыхал Коня, лишался сил. Уже туман вздымался выше плеч И голоса гасил в жилищах смерти, — Тогда Бизеса молвила Жрецам: «На что нам Киш и Ябош? Если Конь Дойдет до Храма, нас постигнет Гибель. Вы позабыли Бога всех Богов Тамана!» И в Горах раздался гром, И пошатнулся Ябош, и Сапфир, Зажатый меж колен его, померк. Жрецы молчат; один из них воззвал К величью Ябоша, но вдруг упал И умер пред Сапфирным Алтарем. Бизеса молвит: «К Смерти я близка И Мудростью Могильной обладаю И вижу, в чем спасенье от беды. Вы знаете, что я богаче всех — Богаче всех в Эр-Хебе мой отец; Вы знаете, что я красивей всех, — На миг ее ресницы опустились, — Вы знаете, что я любимей всех…» И Вождь Шестидесяти Копий к ней Рванулся — но Жрецы не допустили: «Ее устами говорит Таман». Бизеса молвит: «За мое богатство, Любовь и красоту меня избрал Таман». И гром пронесся по Горам, И рухнул Киш на груду черепов. Во мраке дева между алтарями Стряхнула бирюзовые браслеты, Сняла серебряное ожерелье И сбросила нефритовый нагрудник И кольца с ног и отшвырнула серьги — Их в молодости выковал Армод Из самородка горухской реки; Звенели драгоценности о камни, И вновь, как бык, ревел Таманов Гром. Во мраке, словно устрашившись Дэвов, К Жрецам Бизеса простирает руки: «Как слабой женщине истолковать Намеренья Богов? Меня призвал Таман — каким путем пойти к нему?» Несчастный Вождь Шестидесяти Копий Томился и рыдал в руках Жрецов,
