Иль картиною Корреджо, красотой его мадонн,Если ветрена особа, холодна!.. Да ты смешон!Да, и я мечтал когда-то о возлюбленной, о милой…На меня б она смотрела, лишь задумаюсь, унылый,Я бы знал, она бы знала, что любить не перестану,Было б счастье бедной жизни впору всякому роману.Но теперь не жду я счастья. Где блаженство есть такое?Хоть звучит все та же песня о несбыточном покое…Но разбиты инструменты, и оркестр, увы, молчит.Песня прежняя лишь редко, как ручей во тьме, журчит.Лишь порой блеснет зарница, черной теменью объята,Как из Carmen Saeculare[58] петь и я мечтал когда-то…Незаконченная песня холодна теперь, сурова.Свист, порывистые вопли — все в ней дико, звук и слово.Громоздятся хаотично, распадаясь, нарастая,В голове бушует ветер, голова горит пустая…Где прозрачные страницы, что писала жизнь сама?Лира? — Вдребезги разбита… Музыкант сошел с ума.
1881
ПОСЛАНИЕ ПЯТОЕ
Перевод С. Шервинского
Есть библейское преданье про Самсона и Далилу,Что во сне его остригла, отняла былую силу.И враги его связали, после выкололи вежды, —Вот какую злую душу прячут женские одежды!Пылкий юноша, мечтая, ты бежишь за нежной феей,А луна, как щит округлый, золотится над аллеей,Разукрашивает зелень сетью пятен и полос…Знай, что женщин ум короток не в пример длине волос.Опьянен ты негой ночи, феерическими снами, —Но они — в тебе, и только… Обратись-ка лучше к даме:Дама тотчас защебечет про воланы, ленты, моды, —А твое-то сердце бьется вдохновенным ритмом оды!Если девушка головку на плечо твое склонила,Положись на свой рассудок, вспомни, кем была Далила.Спору нет, она красива… Так младенчески чиста!Засмеется — и две ямки появляются у рта,Улыбнется — и на щечках слева ямочка и справа,Ямки всюду — и на пальцах, и у каждого сустава.Не худа и не дебела, да и ростом в самый раз, —Можно думать, что нарочно для объятий родилась.Ей под стать любая фраза, и безделье, и занятье,Как и всем другим красивым, ей идет любое платье.Речь ее всегда приятна, и молчанье иногда.Словно песню вспоминая, лень природную балуя,Говорит: «Уйди отсюда!», понимай: «Иди сюда!»Ходит томно, полускромно, словно жаждет поцелуя…Вот на цыпочки привстала, губы губками достала —И в тебя проникла тайна… И тепло и чудно стало —Это чары поцелуя, сила женственной души!..О как были бы с желанной дни и ночи хороши!..За ее румянец томный ты в восторге жизнь отдашь…Прихотница королева, с королевой юный паж…А в глаза ее заглянешь, и покажется в тот миг, —Цену жизни, цену смерти ты воистину постиг.И, отравлен болью сладкой, очарован мукой нежной,Подчиняешь ей единой вольных мыслей мир безбрежный.Влажный взор ее припомнив, поклянешься, что из пеныНе прекрасней засияли очи Анадиомены[59].В забытьи, где дремлет хаос, как ни мчались бы часы,С каждым часом все желанней для тебя ее красы.О, иллюзия! Неужто не приметил ты тотчас,Что улыбка этих губок — смесь привычек и гримас!От красы ее для света нет ни радости, ни прока, —Лишь твою младую душу губит попусту жестоко!Тщетно выгнутая лира на семи струнах желала бПрозвучать твоим стенаньем, всей тоскою смертных жалоб.И в глазах твоих напрасно отразятся сказок тени,Как в мороз на стеклах окон ветви сказочных растений,Ведь на сердце зной палящий… Тщетно просишь: «Посвяти мнеДумы все! Зальюсь слезами, воспою их в светлом гимне!»Но она понять не может, что влечешься к ней — не ты,Что в тебе живущий демон жаждет нежной красоты.Он смеется, стонет, кличет, сам же свой не слыша клич,Жаждет женщины: он хочет самого себя постичь…Он ваятелем безруким бьется в диком исступленье,Вдруг оглохнувшим маэстро в наивысший миг творенья,Не достигнувшим вершины с нежной музыкою сфер,С их вращеньем и спаданьем в мире вечных числ и мер.Знать ли ей, что этот демон жаждет взять ее в модели —Мрамор с шеей голубицы и ресницами газели.Он не требует, чтоб жертва умерла на алтаре,Как в античности священной — мы в иной живем поре, —Там закалывали деву из почтения к святыне,Если скульптору служила дева образом богини.
