Когда адмирал Мойрер направился в Фёрт-оф-Форт на начавшиеся переговоры, мы ему указали маршрут, которым он должен был следовать, и назначили место встречи с нашим эскортным крейсером. Он прибыл на встречу с опозданием и объяснил, что ему пришлось сделать большой крюк, чтобы обойти немецкое минное поле, расположенное точно на маршруте, который мы ему предложили. Офицеры штаба «Гранд-флита» смеялись в душе. Это минное поле было давно протралено, но немцы не подозревали, что оно исчезло.
В другом случае комедия смешалась с трагедией. Немецкое минное поле было поставлено в проливе Па-де-Кале. Мы решили незамедлительно приступить к ложному тралению — иначе говоря, пройти по нему, сделав вид, что тралим, но в реальности оставив мины на месте. Хитрость удалась. Одна из немецких подводных лодок, собираясь пройти по «чистому» фарватеру в проходе Дувра, пошла в кильватере тральщиков — и взорвалась на немецкой мине! Командиру подлодки удалось спастись, и он потом с тевтонским негодованием возмущался тем, как его обыграли!
Постоянное слежение за Флотом открытого моря осуществлялось, однако, не только в море, но и на суше. На немецких военно-морских базах были наши агенты, и мы получали от них бесценную информацию. Люди, занимавшиеся этой достойной уважения работой, хорошо послужили своей стране, и интересно знать что ни один из них не получил никакой правительственной награды.
Излишне говорить, что такая деятельность была намного опасней в годы войны, чем в мирное время. Кроме всего прочего, она требовала еще большего доверия.
Во время войны ошибочные либо специально сфальсифицированные сведения могли привести к катастрофе, и тогда не было ни времени, ни возможности их перепроверить, как это порой удавалось в мирное время. Во время войны один или два раза случались ложные тревоги, которые вызвали серьезную обеспокоенность в штабе военно-морской разведки.
Одной злосчастной зимней ночью наши силы поспешно вышли в Северное море, по установленному маршруту, чтобы нанести удар по движущейся эскадре противника, которая, по полученным нами сведениям, должна была через двенадцать часов атаковать наши линии коммуникаций. На самом деле, как мы узнали намного позже, эта эскадра действительно была в море и двигалась по указанному пути, но, из-за тумана, наши корабли разминулись с ней примерно на три мили, и противник вернулся в порт, причем мы не могли с уверенностью знать, ушел ли он на самом деле.
Дни, последовавшие за этой неудавшейся погоней, были, пожалуй, самыми тяжелыми и неприятными для разведывательной службы.
Была ли вся эта акция западней для наших агентов в Германии?
Не была ли специально устроена утечка информации, чтобы, проследив за ее следами, немецкая контрразведка могла выявить и ликвидировать наших агентов?
Это была смертельная и бесконечная неделя. Мы приняли решение прекратить контакты со всеми нашими людьми, даже по самым надежным линиям связи, из страха, что кто-то из них уже под подозрением. Если они были бы под подозрением, что то бы ми ни делали, мы подвергли б их опасности, предоставив контрразведке, следившей за ними, последний лоскуток доказательств. У нас не было другого выхода, кроме как терпеливо ждать, пока кто-то из них не выйдет сам снова на связь с нами, если, конечно, они смогли бы. Те, кто возглавляли тогда разведывательную службу, пережили настоящую моральную пытку за эту неделю. Их угнетало не только тягостное чувство жалости к своим испытанным и преданным сотрудникам, которых в случае разоблачения ожидала смертная казнь, перед ними встала и проблема, как их заменить, если оправдаются самые худшие ожидания.
Напряжение ослабло только в воскресенье утром, когда поступили новые сведения от источника, который тогда предупреждал нас о немецком выходе.
Не было никакого намека на возможные неприятности или подозрения в адрес источника. Руководители разведки вздохнули с облегчением.
Агенты, действующие на земле, не всегда должны работать со скоростью молнии. Одним из примечательных моментов, касавшихся методов управления немецкого военно-морского командования, который нам пришлось узнать со временем, была медлительность, с которой оно готовилось к любому выходу.
Например, за девять дней до сражения у Доггер-Банки, мы получили точные сведения, исходя из которых, нам следовало готовиться к «оживлению» противника. По какой-то причине, как Киль на Балтийском море, так и Вильгельмсхафен в Северном море были в состоянии необычайной активности; сообщение говорило нам, что два линейных крейсера оставили устье реки Яде.
(Примечание автора. Сэр Джулиан Корбетт в своей «Официальной истории военно-морского флота» («Морские операции, том 2, стр. 83) сообщает, что этими кораблями были «Зайдлиц» и «Дерффлингер».)
Но затем последовал период спокойствия и создавалось впечатление, что это была ложная тревога. Затем, утром 23 января, обстановка накалилась снова. В это время поступили многочисленные сведения, самые срочные сведения. Все немецкое побережье Северного моря было в возбужденном состоянии.
Сэр Уинстон Черчилль, который, в качестве Первого лорда Адмиралтейства, занимал уникальное положение чтобы следить за работой морской разведки «за сценой», рассказывал об этой истории в книге 'Мировой кризис':
«Около полудня я вернулся в свой кабинет в Адмиралтействе. Только я успел сесть, как внезапно открылась дверь, и вошел сэр Артур Уилсон, не предупредив о своем приходе заранее. Он пристально посмотрел на меня, молния промелькнула в его глазах. За ним прибыл Оливер с картами и компасом.
— Первый лорд, они собираются снова выйти.
— Когда?
— Этой ночью. У нас едва есть время, чтобы направить туда Битти».
Черчилль вспоминает затем различные телеграммы с инструкциями, посланные коммодору Тируайту, адмиралам Битти и Джеллико, и продолжает:
Это верно. Сэр Артур быстро сообщил резюме, которое он сделал на основе перехваченных немецких радиограмм, которые расшифровали наши специалисты по криптографии, и сведений из других источников, которыми он обладал».
(Примечания автора. Сэр Артур Уилсон был уже в отставке, но, когда началась война, его призвали на службу в Адмиралтейство как консультанта без выплаты жалования. Он служил с октября 1914 по июнь 1918 года. Сэр Генри Оливер был тогда начальником военно-морского штаба.)
Разведывательное и оперативное управления на основе анализа различных источников сведений сделали вывод, что действительно готовится новый рейд против берега, хотя все наши донесения сообщали, что планируется разведывательный поход по направлению к Доггер-Банке. В результате, Главнокомандующий и Вице-адмирал, командовавший силами линейных крейсеров, были проинформированы, что четыре немецких линейных крейсера, шесть легких крейсеров и двадцать два миноносца снимутся с якоря в эту ночь, чтобы выйти на патрулирование к Доггер-Банке и, вероятно, вернутся на следующий день вечером. Английские силы получили приказ встретить их в квадрате 55 градусов 13 минут северной широты и 3 градуса 12 минут восточной долготы в 7 часов утра 24 января.
Это может показаться колдовством для непосвященных, что наши агенты могли сообщать нам с такой точностью состав немецких сил. Они, возможно, даже предположили бы, что английский агент пробрался на должность доверенного секретаря в штаб-квартире немецкого Главнокомандующего.
Но не нужно было прибегать к таким крайностям, чтобы обнаружить то, что витало в воздухе. Активность в арсеналах и в акваториях вокруг определенных кораблей, заказы и контрприказы некоторым поставщикам продовольствия, отмена «пивного вечера» офицерами полуфлотилии, отмена увольнительных во флотских казармах — такими были пустяки, которые подсказывали внимательному агенту разведки, за чем следовало следить.
Агент на основе нескольких фактов, которые он мог извлечь, с уверенностью делал некоторые заключения. Совпадения, которые для простого немецкого лавочника и посетителя кабачка не имели никакого значения, были полны смысла для человека, занимавшегося наблюдением за морем.
А вот пример из нашего собственного опыта: ночью, предшествовавшей сражению у Доггер-Банки,
