них инструкции на случай обострения отношений между Германией и Великобританией».
Другими словами, управляющий гостиницей, прекрасно говоривший по-английски, по собственному признанию был немецким агентом самого опасного рода, обосновавшимся в важном для обороны страны месте на британском побережье. И он практически хвастался этим перед нашими агентами разведки! Не стоит говорить, что после этого случая за ним установили строжайшее наблюдение, хотя и скрытно, так чтобы он ничего не заподозрил. И в начале войны он оказался одним из тех двадцати агентов, которые сразу же отправились в тюрьму.
До этого его переписка тщательно проверялась целых три года, и одно из его писем, содержавшее достаточно важные сведения, было, как обычно, так «исправлено» перед тем, как покинуть Англию, чтобы совершенно сбить с толку тех, кому довелось читать его в Берлине.
Его условный адрес в Ньюкастле-на-Тайне был раскрыт меньше, чем за неделю после его столь блистательного приступа болтливости.
А нить, которая привела в самое сердце немецкой секретной службы в Великобритании, была обнаружена благодаря другому проявлению неумения хранить тайну, причем в данном случае этот проступок нельзя извинить даже неумеренным употреблением спиртных напитков. Под каким углом его ни рассматривать, это была просто непростительная глупость.
Среди членов свиты Кайзера во время одного из его визитов в Англию, находился офицер, занимавший важную должность в немецком Адмиралтействе. Британской Службе безопасности было хорошо известно, что он проявлял слишком живой интерес к работе немецкой разведывательной службы. Но было трудно предположить, что он активно займется этой деятельностью во время этого официального посещения Англии. Потому это было скорее рутинной процедурой, но, тем не менее, за его перемещениями все же было установлено скрытое наблюдение.
Однажды вечером, довольно поздно, он в гражданской одежде вышел из дома, в котором поселился в Лондоне. Машина ждала его у дома, и все указывало на то, что он просто был приглашен на какой-то прием или официальный бал.
К удивлению контрразведчиков, машина направилась в один из пригородов на севере Лондона, причем, в самый бедный.
Она остановилась у небольшой лавки, уже закрытой на ночь, но его тут очевидно ждали, потому что боковая дверь открылась, стоило лишь машине остановиться, и посетитель вошел в дом без стука.
Он пробыл в лавке достаточно долго и, как только вышел, машина тут же отвезла его к себе.
Лавка на улице Каледониан-Роуд, 402-А, никогда не вызывала у местной полиции каких-либо подозрений в незаконной деятельности, но Служба безопасности взяла дело в свои руки.
Господином, содержавшим лавку, был некий Карл Густав Эрнст. Вскоре стало известно, что эта лавка служила «почтовым ящиком» для более чем половины немецких агентов, работавших в Англии. (На судебном следствии, кстати, выяснилось, что за свои труды господин Эрнст получал от немецкой секретной службы месячное жалование всего в 1 фунт!)
После этого вся его корреспонденция проверялась вплоть до самого начала войны, когда он был немедленно арестован.
Любопытно, что до войны, во всех странах агенты пользовались обычной почтой с большой свободой, не испытывая по поводу своей переписки никаких подозрений. У них не возникало необходимости создать какую-либо вспомогательную организацию или выделить дополнительные деньги, чтобы организовать курьерскую службу для доставки таких писем. Ведь в нейтральных странах за перепиской не было никакого контроля. И когда началась война, немцы попытались создать подобную службу в Англии и в Голландии. Сегодня очень много голландских деловых людей, совершенно честных и невиновных, могут вспомнить, как жестко их проверяли при прибытии и отплытии из порта Харидж (Харвич).
Курьеры, служившие в немецкой разведке, умели мастерски прятать компрометирующие документы. Один человек, которого мы долго пытались взять с поличным, даже развил привычку издеваться над теми, кто неоднократно и безрезультатно обыскивал его в Харидже, и в насмешку начинал автоматически раздеваться, как только поезд замедлял ход у перрона, еще перед тем, как выйти из своего купе!
Способ, который мы избрали, в конце концов, чтобы поймать его на горячем, оказался довольно элегантным. Разведывательная служба была уверена, что у него есть компрометирующие бумаги, поскольку те сведения, которые он получил, невозможно было хранить в памяти, следовательно, они должны были быть где-то записаны. Из этого был сделан вывод, что бумаги должны быть им спрятаны где-то на теле.
Он вошел в помещение для личного досмотра в Харидже со своей обычной улыбкой. За столом сидел посторонний офицер высокого звания, наблюдавший за обыском, но не принимавший никакого участия. Были проведены все обычные проверки: каблуки с тайниками, двойные подошвы, тайники под подкладкой шляпы. Все пусто. За это время офицер не сказал ни слова. Он просто наблюдал.
Сыщики были обескуражены. Их начальник кивнул головой и взглянул на офицера с забавным удивлением.
Тот тут же отдал приказ.
— Снимите ваши фальшивые зубы!
Курьер протестующе замахал руками.
— Снимите, снимите!
Начальник группы досмотра приступил к проверке. — Хватайте его за руку, — крикнул он, когда курьер попытался засунуть руку в рот. После этого сотрудники нежно раскрыли ему рот и вытащили верхнюю челюсть. Крохотный пакетик из покрытого воском полотна, меньше по размеру, чем почтовая марка, был спрятан на небе мужчины, над языком. В этом пакетике и содержалась информация, написанная микроскопическим почерком.
Те, кому приходилось путешествовать за рубеж во время войны, часто спрашивали, почему, как правило, запрещалось вывозить из страны какую-либо газету или книгу. Хотя это правило применялось французами гораздо строже, чем нами, мы его тоже использовали. Причина была в том, что ни печатники ни редактор не знали, что можно было передавать с помощью напечатанных страниц. Крошечный прокол иголкой рядом с определенным словом, мог быть «прочитан» теми, кто из отмеченных таким образом слов смог бы сложить целое послание, содержащее секреты.
Симпатические чернила и прочие трюки были, естественно, детскими играми для Службы безопасности. Все они нам были известны, уже давно, задолго до войны, и на самом деле, ни один компетентный агент ни одной разведки в мире не полагался на эти изобретения в полной мере. Коды и шифры — совсем другое дело.
Сегодня хорошо известно, что определенное количество талантливых людей сумели расшифровывать и вскрывать криптограммы. Сэр Альфред Юинг, «начальник управления военно-морского образования» обладал подобным талантом и публично рассказал историю о «Комнате 40», где он со штатом не менее одаренных коллег справлялись с проблемами шифров в течение всей войны.
Он раскрыл этот секрет на конференции «Эдинбургского философского общества» в декабре 1927 года.
Юинг рассказал что в 1914 году он был «начальником управления военно-морского образования» в Адмиралтействе. В день объявления войны его попросили заняться работой, связанной с «взломом» вражеских шифров. Так началось то, что в будущем превратилось в важнейшую структуру, занятую сбором и дешифровкой вражеских сообщений.
Юинг собрал нескольких друзей себе на помощь. Их напряженная работа по дешифровке привела к созданию в Адмиралтействе отдельной службы под его управлением. Для этого было создано много станций радиоперехвата.
«Таким образом, — рассказывал сэр Альфред, можно было осуществлять постоянное и тщательное наблюдение за немецким флотом.
Служба Адмиралтейства, занятая этой работой, обозначалась как «Комната 40». За этим названием не скрывалось ничего, что могло бы выдать тайну или вызвать любопытство. Не был даже известен сам факт, что такая деятельность осуществляется, и об этом знало лишь очень немного людей из тысяч офицеров, служивших на флоте.
