Инстинктивно, последним неосознанным движением, уже падая, он вскинул руки. Ладони с отпечатавшимися рунами упёрлись в твёрдую, словно камень, чешую демона.
Упёрлись — и миг спустя продавились сквозь неё.
Пылающие голубым огнём буркалы чудовища полезли из орбит, из пасти вырвался предсмертный вой. На Матфея хлынуло нечто нестерпимо-горячее, он тоже заверещал от боли; однако демон, корчась, уже уходил, бежал, проваливаясь под землю, оставляя, подобно первому, круг из двенадцать сияющих голубым символов.
Двенадцать рун, не выдав которые, тварь не смогла бы спастись.
Торопись, Матфей, пока руки держат стило, несмотря на дикую круговерть в глазах и боль в обожжённых ладонях.
Он так спешил, так старался, что, хоть и глядел почти в упор, до самого конца, пока не срисовал всю дюжину символов, не видел, совсем не видел что-то тёмное и бесформенное, застывшее в очерченном двенадцатью рунами круге.
Человеческое тело. Без клыков, когтей, хвоста, копыт, рогов и прочих атрибутов демоничности. В тусклом свете звёзд перед ним распростёрлось нагое тело молодого мужчины, почти юноши, бледное, совершенно лишённое волос. Глаза широко раскрыты, в них угасает ещё различимое голубое сияние.
Но Матфей заметил мёртвого, лишь когда дорисовал последнюю из оставленных демоном рун. Дорисовал, шипя и кривясь от боли в обожжённых руках, бережно спрятал драгоценный пергамент — и тупо уставился на бездыханный труп.
«Это что ещё такое?» — вяло подумал бывший монах. Вяло — потому что после спасения ни мыслей, ни чувств не осталось. Откуда здесь мертвец? И мёртв ли он в действительности?
Но юноша и в самом деле оказался, как говорится, «мертвее не бывает». Ничего поведать он не мог, на теле никаких видимых ран, что тут скажешь? Матфей равнодушно пожал плечами. Он подумает об этом завтра. Сейчас надо уснуть. Вторая схватка отняла куда больше сил, нежели первая, и никакого торжества вчерашний библиотекарь не испытывал — лишь всепоглощающую усталость и пустоту. Демон, наверное, избавился от тварного тела, служившего вместилищем жуткой сущности — об этом тоже повествовала «О Силах Додревних». Кем был этот несчастный при жизни — Матфея не занимало. Сейчас неудачник мёртв, а он, победитель — жив, и больше ничего никакого значения не имеет.
Поколебавшись, он всё-таки принялся читать над усопшим отходные молитвы. Юноша не носил никаких символов, и лишь на черепе вытатуированы были два сплетшихся друг с другом синих дракона. Такого ордена или секты Матфей не знал, ни одна из книг, даже «запретных», ни о чём подобном не упоминала. Татуировку в слабом свете звёзд было не разглядеть, но Матфея она не слишком и заинтересовала. Мало ли что с собой учинят богатые бездельники!.. А что юноша был бездельником, Матфей не сомневался — мягкие руки, тонкие пальцы, полное отсутствие мозолей, кожа нежна, словно у девушки.
Быть может, он тоже алкал запретного знания, думал бывший монах. Но для него это оставалось забавой, опасной, запретной и оттого ещё более притягательной; наверное, он играл, играл да и заигрался — демон, сильнее того, с которым Матфей столкнулся в первую свою ночь, сломил волю погибшего, сломил и овладел его плотью.
Что ж, в таком случае он, Матфей Исидорти, оказал безымянному брату (пусть и заблудшему, и не шибко достойному) неоценимую услугу. Избавил от страшного посмертия, освободил душу для вольного странствия к престолам Шестерых и, быть может, даже перерождения, если будет на то воля Сил Святых.
Тело надо было похоронить. Просто надо было, и всё. Руки принялись за работу ещё раньше того, как Матфей осознал, что же он, в сущности, делает. Крепко зажатый в ладони нож заострял прочную жердь, и, едва закончив, бывший библиотекарь, не щадя себя, принялся за нелёгкое дело — острым колом разрыхлить неподатливую лесную землю, голыми руками отгрести её в стороны, пока не получится яма, достаточно глубокая для погребения.
В Беймарнской пуще нет хищных зверей, здесь вообще никого нет, кроме чёрных слепых муравьёв, и могилу не требовалось делать особенно глубокой, однако Матфей всё равно старался, трудясь, словно одержимый, не чувствуя ни усталости, ни голода, ни жажды.
…Тело показалось почти невесомым, Матфей поднял его безо всякого усилия, несмотря на предшествовавшую голодовку. Монах осторожно уложил погибшего в узкую могилу, как мог, завалил землёй и, теперь уже надрываясь, накатил на холмик тяжеленный комель давно мёртвого дерева. Надпись следовало, конечно, вырезать уже по свету, но Матфей отчего-то не мог ждать.
Здесь лежит проигравший, но спасённый.
Оказавшийся здесь, помолись за поглощённого демонами.
Матфей наконец перевёл дух. Дело сделано. Отчего-то он чувствовал себя куда лучше. Неведомо, почему, но оставаться в ночной пуще рядом с безымянным мертвецом ему очень не хотелось.
Так или иначе, он пережил и второго своего демона. Пережил и победил. Да, да, конечно же, победил, ведь тот вынужден был бежать, лишившись телесной оболочки. И двенадцать новых рун, их ещё предстоит разделить по родам.
Неплохо, Матфей, очень неплохо.
А теперь — спать. Что-то подсказывало — сегодня твари больше не сунутся.
Так и оказалось. Остаток ночи Матфей провёл спокойно, в глубоком сне — так он не спал даже в родном Бервино, одолевали нескромные видения о ведьминых прельщениях. А тут — словно нырнул в чёрную пустоту и вынырнул обратно. Ни снов тебе, ни видений — ничего.
Что ж, книга заветная, книга, путь указывающая, раскрою тебя вновь. Мне даже не требуется света, я помню эти страницы наизусть.
«Не можешь поверить собственной удаче, читатель? И вторую ночь пережил ты, вновь выйдя победителем? Славно, славно, но погоди хвалиться и мнить себя великим — помни, что первым этот путь проделал отнюдь не ты, а написавший сии страницы, так что умерь собственную гордыню.
Отогнал ли ты нового демона или даже поразил силой огневеющих рун — сейчас неважно. Ибо, как водится, перед тобой самое сложное: заставить демона говорить и служить тебе. Простое убийство их не приносит ни богатства, ни знания. Конечно, кто-то из моих досточтимых читателей может возразить, что убийство может приносить наслаждение куда более острое и глубокое, чем все золото и красавицы — или красавцы — на свете, и я с ними соглашусь. Однако не все, кто откроет страницы, написанные недостойным автором строк сиих, одинаковы в стремлениях. Поэтому скажу так — если цель твоя, читатель, есть поиск истинно-тайного знания, ты должен стремиться не просто выжить после схватки с демоном, не просто вызнать его заветные руны, но сделать чудовище своим покорным слугой. Или, по крайней мере, заставить выдать свои секреты. Путь к этому пролегает вельми и вельми сложный, ибо какими-то и впрямь представляющими интерес тайнами владеют лишь самые сильные из демонического племени. А встречу с ними, досточтимый читатель, еще надо пережить…»
Пережить — это верно, без усмешки подумал Матфей. Второй демон дался ему «легко» только на первый взгляд. Мгновением позже тварь перегрызла бы ему горло. Да что там горло — просто откусила бы голову. Урок тебе, Матфей, заруби на носу — не все демоны полагаются на один лишь страх. Есть и те, что не брезгуют старыми добрыми клыками. «О Силах Додревних» утверждала, что «истинными тайнами» владеет мало кто из демонов и уж, наверное, по-настоящему «высшие» демоны полагаются на совсем иное оружие. Или это мне просто так хочется думать?
Заветная книга в подробностях описывала охоту именно на этих, «высших» демонов. Требовалась приманка, и не просто душа адепта, постящегося в Беймарнской пуще и не вкушающего ничего, кроме слепых чёрных муравьёв.
Жертва. А ещё лучше — жертвы.
О желательности и, более того, необходимости оных Матфей прочёл без ужаса или содрогания.
