Кряхтя, присел на койке. Он находился в медицинском отсеке. Вокруг стояли разнообразные приборы, которые тревожно гудели, щелкали и мигали разноцветными огоньками.
Иван поглядел на руки и немного успокоился: у кожи был естественный цвет, разве что ногти на пальцах длинноваты и больше походят на когти.
– Проснулся? – вновь раздался знакомый голос, и на дисплее, вмонтированном в стену, появилось довольное лицо Виктора Леонидовича. – Так и думал, что анестезия памяти на тебе не сработает.
– Я тебя убью! – зарычал Иван.
Виктор Леонидович успокаивающе улыбнулся и продолжил:
– Слишком уж ты непоседлив. Три месяца проспал – без анабиоза, кстати, – и баста, проснулся! А ведь другие еще с месяц будут дрыхнуть и по пробуждении о злоключениях ничегошеньки не вспомнят.
Иван попробовал вскочить, но тело не послушалось. Накатила волна слабости.
– Что вы с нами сделали?
– Превратили в вампиров. Да шучу я, чего побледнел? Вылечили вас, просто вылечили. А за внешний вид не волнуйся: зубы подточим, когти подрежем – станешь лучше прежнего! Тебе еще повезло: у некоторых людей – рога и хвост даже отрастали. И ничего, приводили в норму.
Между прочим, пиявки снова поделились с нами координатами нового мира. Хорошая ведь сделка: болячки в обмен на координаты? Через пару месяцев мы отправляем очередную партию смертников. Предлагаю полететь с ними и проконтролировать процесс реинкарнации. Да… На бессмертие не рассчитывай! Пиявки подрихтовали вас лет на сто пятьдесят, не более…
«Ключ посвященных» можешь оставить. Ведь так ты его назвал? Ольге мы уже выдали другой. Между прочим – она спрашивала про тебя. Просила извиниться за свое поведение: в ее партии смертей не было. И также просила о встрече, если ты, конечно, не против…
Максим Тихомиров
Лилипуты в Бробдингнеге
День выдался отменный. Костив сидел на подоконнике, свесив ноги наружу.
Далеко внизу, по тротуару, в сопровождении автоматчиков ползла коробка бронетранспортера. Машина поводила по сторонам жалом пулеметного ствола, солдаты крутили касками. Пыль доходила бойцам до колен.
Уронить вниз цветочный горшок, чтобы в штаны наделали? Костив покосился на вертикальный цилиндр грубой керамики в полусотне шагов от себя. Мда. Дома иные нефтехранилища и то меньше будут. Не герань, а целая секвойя – спилить и танцплощадку на пне устроить. Жаль танцевать некогда. Костив вздохнул.
С низким, на грани инфразвука гулом в окно влетел шмель – деловитая тварь размером с тактический бомбер. Вздымая крыльями клубы пыли, он величаво облетел поникшие соцветья, грустно взглянул на Костива тусклыми фасетками глаз и канул в бездну за окном. Костив проводил его взглядом.
За окном была циклопическая стена дома напротив да глубокий каньон улицы, на дне которого сквозняки перекатывали комья пыли в человеческий рост.
В окне напротив чуть шевельнулся тюль занавесок. Костив молниеносно активировал оптику и впился взглядом в затейливое переплетение нитей, превратившихся в увеличении визира в то, чем они, собственно, и являлись, – замысловатую путаницу веревок и канатов, подобную такелажу старинного барка.
По канатам ползали пылевые клещики – с ладошку каждый. Костив поежился.
Даже спустя многие месяцы после пересечения Черты он так и не привык к неаппетитным реалиям жизни здесь. Ничего. Потерпеть тут два года, чтобы потом всю оставшуюся жизнь жрать от пуза, пока другие в свой черед тянут лямку, – оно того стоит. Чай не барышня кисейная.
Барышня….
Женщин тут нет. Не пускают их за Черту. Они дома, рожают нам смену. Потери такие, что даже на эвтаназию мораторий ввели. Для мужчин. Смену павшим родить не успевают – и миссию подхватывают крепкие старички лет тридцати пяти, пожившие лишку милостью всеблагой. На пару лет, необходимых для выращивания молодняка, их хватит. Уцелевших усыпят, когда мораторий отменят. А отменят непременно. Для старух вообще никакого моратория не предусмотрено. Вышла из детородного возраста? Урода родила? Спокойного сна.
Сам Костив допускал, что когда человечество наконец наестся всласть и начнет потихоньку привыкать к свалившемуся на него изобилию, все может и измениться. Срок жизни максимальный, например, увеличат…. Он мечтательно улыбнулся.
Костиву оставалось до эвтаназии пять лет.
Засыпать не хотелось.
Занавески не шевелились. Сканеры молчали.
Внизу поднялась суета: затрещали автоматы, взревел и затакал крупным калибром БТР, кто-то что- то кричал. Костив перевел взгляд туда.
Рядом приземлился Сенгат. Сквозь поляризованный хитин на командира вопросительно уставились чуть раскосые глаза.
– Крысюк, – сообщил Костив.
Стрелки открыли огонь, разъярив некстати вылезшую навстречу патрулю зверюгу размером с гризли. Тварь легко уклонялась от струй свинца из десятка стволов, словно кегли сбивая солдат в пыль отвратительным голым хвостом.
Сенгат ждал. Костив, налюбовавшись фигурами бестолкового танца, молча кивнул.
Сенгат вскинул на плечо яйцеклад импульсного гранатомета. Скрипнули щитки панциря, и в тот же миг без паузы на прицеливание граната ушла вниз. Костива поражала иррациональная способность Сенгата попадать в любую цель с любого расстояния и из любого оружия. Крысюк был мертв уже в тот момент, когда Сенгат еще только поднимал ствол.
Хлестко ударил разрыв, и стрельба прекратилась.