«Интересно, где сейчас Ториш? – подумал Ройне, придерживая гнедого перед опасным участком горной тропы. – Было бы неплохо, если был он был сейчас в Обители. Повидались бы напоследок…»

Ройне вздохнул, и губы его скривила невеселая усмешка. Черные братья не поддерживают отношения с мирскими людьми, все их друзья, вся их родня – только такие же Забытые Дети, отрекшиеся от своего прошлого. И Ториш больше не будет Ройне братом ни по имени, ни по названию. Только по крови. « Но… кровь ведь ничего не решает».Если только его брат снова не захочет пойти за ним, как тогда, в детстве. Но сейчас он уже не восторженный мальчишка, он не позволит младшему брату наделать новых глупостей. У него есть, куда идти. А Ториш… Торишу в его новом мире места уже не было.

Перед последним поворотом Ройне накинул капюшон. Мелкая дурацкая уловка. Светлые волосы все равно не укроются от взоров братьев, как и цветная одежда. Но все равно ему было стыдно проходить под взором Каменных Псов у ворот таким… нечерным.

– Я имею право… – едва слышно прошептал он охранным статуям и стянул с руки перчатку, чтобы предъявить братьям-привратникам клеймо на костяшках пальцев – отличительный знак Детей и пропуск в Обитель.

В глазах Серого брата мелькнуло удивление: он узнал шифр метки, но не узнал ее обладателя. Да, Ройне, когда уходил отсюда полтора года назад, был совсем другим.

«Это плата», – напомнил он себе и, широко улыбнувшись так, как он всегда улыбался, откинул капюшон с головы.

Серый брат-привратник склонился в почтительном поклоне: клейму он поверил больше, чем своим глазам, и не рискнул выказать неуважение Черному брату. « Бывшему Черному… Но об этом он еще не знает…»

Ройне ехал неспешным шагом по Обители, в которой провел большую часть сознательной жизни. Здесь как будто ничего не изменилось со времен ученичества. И он готов был поклясться, что будь у него сейчас спутник – ученик Обители тысячелетней давности, – и тот бы не нашел здесь никаких новшеств. Даже краски, которыми были выкрашены окна и двери домов, были те же – черные, серые и белые. Ройне почему-то думал, что, оказавшись здесь вновь, он испытает сожаление и усомнится в том, что хочет сделать, но ничего подобного не было. Он ехал по улице, он видел дома, и деревья, и людей, но уже был словно чужой тут. И понимание этого наполняло его силой, которая, несомненно, ему сейчас понадобится. Ведь, как известно, Мать Юма не любит слабых детей.

У Дома Матери он спешился и, снова предъявив охранявшим вход Серым братьям клеймо на костяшках, отдал одному из них поводья лошади, другому – пояс с мечом и кинжалом и нож из-за голенища. К Матери нельзя входить с оружием, даже спрятанным. Кара будет жестокой.

Легко взбежав по ступеням, Ройне на секунду остановился на пороге, чтобы перевести дыхание и спокойно предстать перед очами Матери.

Двери ее Дома всегда распахнуты, как и сердце. Любой из Детей знает, что в любое время дня и ночи может прийти сюда с бедами и радостями и получить утешение и благословение. Мать живет Детьми и ради Детей, и они платят ей преданной и бескорыстной любовью. « Есть ли в твоем сердце еще эта любовь, Ройне? Или она вся вытеснена той, другой?..»

Мать Юма в обычном черно-сером платье с белой накидкой на волосах уже ждала его, стоя посреди главного зала, окруженная светом никогда не гаснущих факелов и огненных чаш на треногах. Он не сомневался, что она узнала о его возвращении задолго до того, как он пересек ворота Каменных Псов. Как и о том, какимон возвращается.

– Матушка… – подойдя на положенное расстояние, Ройне опустился на колени и склонил голову.

Душный полумрак Дома окутал его и как будто сдавил. Так было всегда, с тех самых пор, когда он впервые очутился здесь ребенком. Но тогда это представлялось ему теплыми, крепкими и надежными объятьями матери, сейчас – шарфом, завязанным скользящим узлом, готовым от любого неверного движения затянуться на шее. И все же вид Матери всколыхнул в нем почти забытые чувства, и он был уверен, что щеки у него загорелись не только от обилия огня вокруг.

– Ройне, возлюбленный мой сын, – произнесла Мать Юма, не шелохнувшись. – Тебя долго не было. Я успела забыть, как ты выглядишь…

– Простите, матушка, – сказал он, не поднимая головы. « А я не забыл твой голос, тихий и ласковый, словно журчание лесного ручья…»

– Но где же твои прекрасные черные волосы? – она подошла ближе и невесомо коснулась светлых прядок. – Я помню, как ты любил их расчесывать, а твои братья смеялись над тобой, говоря, что любая девушка в Шести Землях отдаст год своей юности за такие волосы, как у тебя.

– Возможно, одна из них и отдала, – пробормотал он. « А я добровольно уступил».

– И твое гладкое нежное личико… – ее рука скользнула по его щеке и подбородку, заставляя вспомнить, что последний раз он брал бритву в руки не меньше месяца назад.

– Я теперь мужчина, – он пожал плечами. « Причем в полном смысле слова, в отличие от моих братьев».

– О да, конечно, – что-то в ее голосе подсказало, что она поняла и невысказанные мысли, и его щеки запылали еще жарче. – Ходили слухи, что ты отринул черный плащ, – продолжила она. – Однако я все еще вижу его на твоих плечах. Тот самый, которым я тебя укрыла когда-то.

– Никто не смеет снять плащ, надетый Матерью, – ответил Ройне строчкой из Скрижали.

– Мое сердце радуется, слыша эти слова, – сказала Мать Юма.

– Только она сама может это сделать, – едва слышно докончил цитату Ройне.

Мать выпрямилась, и он буквально почувствовал, как душный воздух вокруг него сжался чуть плотнее.

– С чем ты приехал, мой возлюбленный сын? – спросила она. Ручеек ее голоса словно споткнулся о пороги.

– Просить о милости, – ответил он.

– О какой милости ты хочешь попросить? Если ты хочешь испить моего молока и вернуть свой истинный облик – это не милость, а моя святая обязанность, ведь я поклялась заботиться о вас и давать вам то, что необходимо, по первому требованию.

– Нет, – вымолвил Ройне словно через силу. Испить ее молока и снова стать таким, как был… Суровый воин в вороненых доспехах с бледным лицом и черными волосами, хладнокровный и безжалостный.От одного ее ласкового убаюкивающего голоса воспоминания роились в голове и словно умоляли «соглашайся!». Но он слишком долго готовился к этому разговору. – Нет, – решительно повторил он. – Я пришел просить о милости снять с меня черный плащ.

«Она знала. Знала, но надеялась, что я не смогу этого сказать».

– Посмотри на меня, дитя, – попросила она.

Ройне наконец поднял голову. Почему-то ему казалось, что ее лицо уже успело стереться из памяти. Но стоило ему взглянуть, как его пронзило острое чувство, что все это уже было, что ничего ровным счетом не поменялось с тех пор, когда он первый раз поднял на нее глаза еще маленьким мальчиком. Тогда ему

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату