– «Папу» будить не надо, «папа» давно стоит рядом с тобой и безуспешно пытается понять, почему он до сих пор не сбрендил.
– Ой, а я думала, это Сашка.
– Сашка пытается стащить с яблони какой-то белый балахон, – проворчал Юрик. – Интересно, кто додумался сушить шмотку на дереве?
– Это Ксюшенька, – уверенно подставила покойницу нянюшка. – Юля… А почему ты держишь в руках ее волосы?
Уверенность у Анны Петровны мигом пропала, заменилась паникой.
– Это Ксюшин парик. Мы нашли его в шкафу у дядь Саши. Мама, зачем вы украли у меня раскладушку?
– Светает… – многозначительно сказал Димка, устремляя задумчивый взгляд на восток. – Но никакого просветления в речах! Семь верст до небес и все лесом.
– Да лесом всего ничего, – оживилась Наташка, сочтя возможным встать на ноги. А от развилки вообще не больше пятисот метров. Ир, скажи? Может, действительно пойдем в дом? Там совсем светло. Маринка, бери свою «крышу» с собой. Твой муж, кажется, окончательно проснулся и сейчас «съедет». Или ты про другую крышу говорила? Которая ближе к телу. Анну Петровну из рук не выпускать! Ефимов, не толкайся! Позвали тебя в нашу компанию, так веди себя хорошо.
– А где Антон?! – опомнилась я.
– В нашем доме, – как само собой разумеющееся пояснил Газонокосильщик. – Пойдем, Анна. Я тебе помогу. Это ничего, что ты меня не знаешь. Я тоже познакомился с тобой только на днях.
9
Все-таки электрический свет, даже самый яркий, и в подметки не годится солнечному. Тепла от него никакого. Тем не менее он заставил всех взглянуть друг на друга по-новому. Создалось впечатление, что все мы, пережив минувшие события, немного изменились. Вступив в противоречия с аксиомой, сознание на деле доказало свое превосходство и мигом определило бытие. И оно показалось безрадостным. Лица людей, сидящих и стоящих в кухне, в том числе молодежи, выглядели постаревшими и умудренными. Наши с Наташкой и Маринкой, к тому же были изрядно грязными. Как у героев боевиков, обеспечивших себе боевую раскраску – маскировку под окружающую обстановку. А вот Анна Петровна, усаженная на стул на виду у всех как наглядное пособие, казалась ничем не запятнанной. Потому что была в темном платье. Настораживали ее бегающие глаза. Взгляд с ненормальной скоростью метался от одного человека или предмета к другому. Наверное, именно такой называют «затравленным». После ударной дозы валерьянки она немного успокоилась. Откуда-то прискакал Басурман и наглым мяуканьем вынудил Наташку преподнести ему разбавленных пять капель. Сделай она это чуть раньше, не залаяла бы Денька. Глядишь, не проснулся бы Борис…
Борис Иванович, которого вместе с собакой только и не хватало в нашем обществе, выглядел лучше всех. Худо-бедно, но выспался, однако совсем не соображал. Первым делом с тревогой отыскал свою жену, вторым – поинтересовался, зачем она напялила его куртку, а третьим – представился Газонокосильщику: «Борис. Иванович».
– Георгий Данилович. Георгий. Или Гера, – назвал себя Газонокосильщик.
Вполне интеллигентное лицо. Аккуратная бородка, хорошие глаза. Приятная внешность. У леса, в темноте, да с пластиковым ведром на голове (теперь уже понятно – для воды) он выглядел несравненно хуже.
– Папа нашего Даньки, – добавила я информации для присутствующих. – Они очень похожи. А Даня назван так в честь деда.
Вопрос о самовольном изъятии женой куртки отпал сам по себе. Борис пытался усвоить услышанное, но не усвоил. Мешала рвущаяся из рук собака, которую он с трудом удерживал за ошейник. Просто сказал:
– Понятно. Не понятно, как вы сюда попали и откуда.
– «Из леса, вестимо», – попыталась я урезонить Бориса. Похоже, он начинал просыпаться. Будет теперь сбивать своими бесконечными вопросами с намеченной колеи дознания. – В лесу есть старая церковь, которая не всем показывается. При ней, соответственно, старое кладбище. Там Георгий Данилович и остановился. Сейчас он нам все подробненько расскажет…
– Газонокосильщик! – продолжал Борис. – А почему без косы?
– Борис, отстань от человека, а? – начала я сердиться, заметив, как нервно сдергивает с себя куртку подруга. Еще не хватало тратить время на семейные разборки. – Коса ему была нужна для того, чтобы обрить… обкорнать… Как это? А! В смысле обкосить траву, разросшуюся в месте временного поселения на кладбище. И собаку отпусти, она хочет поздороваться с Герой. Думаешь, зря ее Данька с собой в лес таскал? Для знакомства и налаживания дружеских отношений с отцом. Чтобы потом, когда Гера будет появляться на участке Брусиловых, собака держала язык за зубами.
– Зачем? – хором спросили все.
– Зачем появляться-то? – продублировал вопрос Борис.
– Да хотя бы затем, чтобы не дать нам свалиться в колодец!
Точным броском Наташка перекинула мужу свернутую куртку. Поймав ее, он зачем-то к ней принюхался и не менее точным броском вернул жене. Она сунула сверток под мышку. Отпущенная на волю Денька весело заскакала вокруг ласково тормошащего ее Газонокосильщика. Наташка ревниво на нее покосилась и, чтобы не расстраивать себя дальше, повернулась к Антону, скромно занявшему мое любимое место у боковой стенки холодильника.
– Ну-ка, трудоголик, расскажи, как ты в припадке трудолюбия докопался до колодца.
– А я до него не докапывался. – Антон аккуратно поправил очки. – Лопата стала упираться во что-то непроходимое. Куда ни ткну – облом! Я и решил отложить это дело до утра. Поздно уже было. Вернулся к Анне Петровне, доложил обстановку и улегся спать, а утром прибыл к готовому результату – все перекопано. На объекте возился Данька.
– Рассказывай, Анна… – вздохнул Георгий Данилович. – Я ведь все видел. Невольно пришлось навестить дом. Даня позвонил и сказал, что Антон по своему неведению выбрал под цветник опасный участок. Ночью и познакомился с тобой – заочно.
– Я не виновата, – первым делом напомнила Анна Петровна. – Мама пятьдесят четыре года молчала и только перед смертью покаялась…
– Анна Петровна – дочь Маруси и без вести пропавшего Петруши. Тех самых, которым колхоз предоставил дом Пилипенковых и которые друг за другом покинули деревню, укатив в город. Надо полагать, после трагедии с мужем Маруся окончательно сменила деревню на столицу и нечасто сюда наведывалась.
– После моего рождения мы с мамой долго находились в больнице. Она не сразу оправилась от родильной горячки, а меня, семимесячную, еле выходили, – всплакнула Анна Петровна. – Поправившись, мама уехала в город. На работу. Тогда никаких льгот по уходу за грудными и малолетними детьми и в помине не было. Меня до трех лет выхаживала бабушка. В это время мама часто нас навещала, а после трех лет забрала и меня в Москву. Ей комнату дали в коммуналке. В последний раз мы с ней были здесь, когда умерла бабушка – мне было десять лет.
– Теперь понятно, почему вы с Антоном прикатили сюда лесом. Не знали, что проложена новая асфальтовая дорога. Иришка, ты оказалась права, – развела руками Наташка и выронила свернутую куртку Бориса. А затем поступила с ней еще хуже – наподдала ногой, отфутболив к вешалке, и заявила, что постирает. Когда-нибудь. Все задумались. Не иначе как над сроками выполнения обещания. Невольно пришлось блеснуть умом, форсируя воспоминания о минувших событиях.
– Мама Анны Петровны была причастна к исчезновению ее папы, своего мужа, – мрачно сообщила я. – Какую иную тайну можно было бы хранить до самой смерти? Перед своим исчезновением с лица земли, Петруша пошел в свой (пока еще – до лета) нетопленый дом, где у него было кое-что припрятано. То, что в
