наутек. Пока бандиты прикончат Бареля можно попробовать спрятаться. Но в незнакомом лесу его все равно найдут и тоже прирежут. А Власт, что будет с ним? Прикусив до крови губу и упрямо тряхнув головой, решил ждать что будет.
Казалось, что в опекуна вселился демон. Леон танцевал смертельный танец - двигался мягко и плавно, словно ягур, и неуловимо, как тень. Первого - разрубил почти пополам, второму - играючи, распорол брюхо. Кровь, смешавшись с дорожной пылью, превратилась в бурое месиво. Как Барель разделался с остальными, Филипп уже не видел. Он не мог оторвать глаз от жуткого зрелища... Все смотрел, как, лежа на земле и по-звериному воя, бандит пытается заправить обратно кишки. А они вновь и вновь выпадают на землю...
Глаза затуманила пелена...
В сознание привела резкая боль в подвернутой ноге. Филипп недоуменно огляделся вокруг...
От безнадеги и тоски хотелось завыть. Деревянная лавка в дребезжащей и подпрыгивающей на выбоинах старой, с дырками в добрый палец, карете, дремлющий напротив стражник. На руках и ногах - кандалы и цепи.
'Меня, маркграфа Лотширского, словно дикого зверя или вора везут в Тор на потеху толпе и помощи ждать неоткуда. Друзей нет, кругом одни враги! - думал он. - Как же это все могло случиться? Вместо престола Лотширского маркграфства - позорный плен. Возможно даже хуже - палач и казнь. Скорее всего, как бунтовщику, отрубят голову'. От этих мыслей на душе стало совсем тоскливо.
Облизал пересохшим языком потрескавшиеся губы. Сдерживая стон, пошевелил больной ногой. Согнул, разогнул на ней пальцы, двигаются. Похоже, кость цела. Да на долго ли?
'Какому богу молиться? Перуну, Создателю или Трехглавому? Все едино! Никому до меня нет дела. Но почему? Почему?'
Филипп закрыл глаза. Карету вновь подбросило на ухабе. В ногу, словно иглу вогнали. Сдерживая стон, плотно сжал губы...
'Все, все началось с появления в Лоте белокожей и черноглазой красавицы-ведьмы Лавры. Обычно сдержанный и рассудительный отец настолько обезумел, что не позволил матери забрать их с собой в Крид. А вот задержать ее саму не посмел. Еще бы - Властия родственница самого императора. Правда и там она долго не прожила. Через год-полтора скончалась в страшных муках. Скорее всего - подсыпали яду. Последний раз отца он видел накануне штурма Лота. Его тяжело было узнать. Мешки под ввалившимися, лихорадочно блестевшими глазами, серые губы, дрожащие руки'.
-- Филипп, ты знаешь мою волю. Вот графский перстень. Он открывает дверь в подземелье и тайники. Ты хорошо запомнил, что я тебе рассказывал?
-- Да, отец. Но Барель...
-- Пойми, сынок, у нас нет другого выбора... Он клялся, да и видение было... Ты и Власт с его помощью должны вернуть нашему роду Лотширию. А помогут боги -- и всю Торинию. Сделать то, что я так и не смог.
-- Отец, давай уйдем через подземелье вместе. Зачем нам Барель? Мы...
-- Нет, Филипп. Нельзя...
-- Но почему, папа? Почему?!!
Гюстав какое-то время хмуря брови, молчал. Видать искал подходящее объяснение, но потом сказал правду.
-- Потому, что я уже мертвец и потяну за собой в могилу. Поступишь, как велю.
Дверь открылась в комнату, мягко ступая, вошла Лавра.
-- Иди, Филипп... Да будут боги милостивы к вам...
-- Отец!
-- Я сказал, иди!
Гюстав уже о нем позабыл, не всилах оторвать глаз от ведьмы...
Филипп услышал булькающие звуки и вновь открыл глаза. Стражник, припав к узкому горлышку глиняной фляги, жадно пил. По грязной бороде стекали капли воды.
'Сволочи! Забрали отцовский кинжал и перстень! Неужели вот так глупо и бездарно завершится моя жизнь?' - думал Филипп.
-- Пить! - он не узнал свой голос. Пересохшие губы не желали слушаться, а глаза неотрывно следили за падавшими на пол драгоценными бусинками.
Стражник нахально ухмыльнулся, показав при этом наполовину беззубый рот.
-- А как же это, Ваша светлость? Неужто не побрезгуете? Не обессудьте, на месте вдоволь напоят... и накормят... гы.... гы...
-- Дай воды!
-- Ну-ну, извольте, господин.
Рука с грязными, длинными ногтями протянула флягу. Пленник, преодолевая отвращение, потянулся навстречу.
-- Гы-гы, обождите малек... я, пожалуй, еще пару глоточков...
Желанный сосуд исчез из пределов досягаемости. И вновь раздался булькающий звук.
Филипп с огромным трудом сдержался, чтобы не вцепиться стражу в горло. Вперил взгляд в пятно родинки под кадыком. С наслаждением представил, как вонзает туда кинжал, а, можно,.. можно и зубами...
Это немного успокоило. Откинувшись на лавке, вновь закрыл глаза.
'...Амина, задавленная Барелем в заклинившейся двери с выкатившимися из орбит глазами, пуская слюни и жутко хрипя, обрушилась на него всем телом, придавила к каменным плитам. Стекленеюще- тоскливый взгляд умирающей няньки. Ступени, ведущие к подземной реке.
И слова одного из убийц, пришедших в то страшное утро за их с Властом головами и, нашедших взамен свою смерть. Сколько лет прошло, а до сих пор звенят в ушах:
-- Ты графский холуй, Барель. Глупец! Золота нам хватило бы на всех. Думаешь, что, спасая гаденышей, заслужишь награду? Веревка на шею станет тебе благодарностью от господ! Помяни мое слово.
Запомнил ли их Леон? А вот Филипп забыть не смог.
Что же касается богатства и власти, то бывший холуй отца получил их с лихвой. Теперь он тоже граф. Убив кузена герцогини, Викрена, завладел его титулом и землями. А женившись на Дальмире де Мо, стал крупнейшим землевладельцем Дактониии.
Кто мог подумать тогда, когда они плыли по подземной реке, что все так сложится? Да не найди я, восьмилетний мальчишка, выхода из западни - все бы там и сдохли...
А золотистое сияние Эльфийского Рубикона столь щедро одарившее слугу и Власта, и так сильно унизившее его, Филиппа. Даже прикоснуться к мечу, верно служившему Леону и то не может. А ведь брата Ratriz признал. Ну почему такая несправедливость? Я, наследник маркграфства Лотширского должен выпрашивать принадлежащие мне деньги у бывшего слуги и у младшего брата.
Тот на удивление ловко устроился при дворе Альвена Дактонского. Уже ходит в тысячниках да и поместье выкупил немалое.
Ну а я? Я по-прежнему нищий, как крыса в храме Создателя. Альвен же невзлюбил с первой встречи у горбуна Корнелиуса. А после той драки, из-за соплячки Оливии, и вовсе возненавидел.
Да, все-таки зря я тогда выхватил отцовский кинжал, -- пытаясь пошевелить пересохшим языком во рту, размышлял Филипп. - И чего он только взбеленился? Подумаешь! Поднял девчонке юбку. Тоже мне, недотрога! Уже, небось, по углам целовалась с Альвеном. Рассвирепевший Барель отправил его на долгие четыре года во Фрак, под опеку Николя де Гиньна. Граф же, особо не церемонясь, перепоручил святым отцам.
Как я ненавижу их серые рясы! - Филипп опять открыл глаза. - Была бы моя воля, запер бы всех, вместе с этим стражником в огромном храме Создателя в Даке и поджег! Туда же Альвена и Бареля, и Оливию. Нет, ее, пожалуй, на хлеб и на воду. Чтобы спеси поубавилось. Ну а потом, потом,.. сначала сам...'
От предвкушаемого удовольствия он даже криво улыбнулся...
-- Я б на Вашем месте не больно-то радовался, -- хохотнул стражник. - Фергюст хоть и стар, но