'И куда только помещается?' - думал юноша, незаметно разглядывая Крякву. Острые скулы, прямой нос, крепкие белые зубы. Если отмыть, да немного приодеть...
-- Сколько же ты не ела?
-- Тавия меня зовут...
-- Что....о?
-- Говорю, меня зовут Тавия. Если хочешь просто - Тави. - пробормотала девушка, сосредоточено обсасывая бараньи ребрышки.
-- Ты говорила... У тебя сестренка?
-- Она еще совсем маленькая, работать не может...
-- Возьми для нее хлеб, сыр, мясо... я заплачу.
-- Благодарю, господин. У меня есть коморка. Пойдемте, я расплачусь, останетесь довольны... Не глядите, что худая... Я уж постараюсь...
Леон, довел Тави до ее лачуги, но зайти так и не решился. Хотя подленькие сомнения в душу все-же закрались. Но решил, что нечестно пользоваться бедой, свалившейся на голову девочки. Дорогой он узнал, что семья Тави собралась обосноваться в южной Фракии. Отец, хотя и частенько пил, но неплохо шил одежду... Однако Драконье ущелье так и не миновал, застрял в селении. Здесь за одну ночь он вчистую проигрался в кости. Потом затеял драку, в которой его и убили. Все имущество - включая иглы, ткани, красители - забрали за долг. Работу мать так и не нашла. Стала пить, домой приходила все реже. И вот, однажды, они с сестренкой остались вдвоем. Если бы Тави не платила за коморку, то давно бы выгнали и оттуда.
-- Может, все же зайдете? - девушка с надеждой заглянула ему в глаза, -- я чистая, если желаете, помоюсь еще... У меня всегда есть вода...
-- Нет, Тави, сейчас не могу. Как-нибудь, в другой раз. На, вот, держи...
Леон сунул в холодную ладошку пару серебряных десятикоренников.
-- Ой, господин. Да за что же это? И накормили и...
Юноша, решительно сжав ее пальцы, развернулся и быстро пошел прочь. Ему почему-то показалось, что сейчас он предал друга. Хотя, с другой стороны, разве всех шлюх на свете обогреешь? А ведь у каждой из них обязательно найдется своя душещипательная история. Но на душе все равно 'скребли кошки'.
Часовня Создателя словно поджидала его, манила открытой дверью. Возле, прямо в дорожной пыли сидело двое нищих. Грязные, в рванье, похожие на давно высохшие мощи, но с неожиданно живыми глазами.
-- Во славу Создателя, господин, подайте милостыню и не будете им забыты...
Собравшийся уже пройти мимо Леон, остановился. Его всегда поражала эта слепая, фанатичная вера.
-- Ну а вы-то что, вы! Не больно-то он вас жалует! - фыркнул юноша, бросая медную монету.
-- Зря вы так, господин. Вот видите, сейчас он послал нам кусок хлеба, а боле,.. -- пробормотал одноногий, похожий на поточенный жучками пень, старик, - ...все в мире тлен... как приходим, так и уходим в говне и крови... Каждый, сам по себе... будь ты император или нищий. А Создатель - это свет, вера, надежда, любовь... во всем, во всем. Зайдите в храм, преклоните колени... Лишним не будет, не будет... Поверьте, господин.
Леон пожал плечами, но все же вошел в открытую дверь. В полумраке, мерцая, горел десяток свечей. Пахло свежесрезанной велью. У алтаря с ликом Создателя стояли на коленях ободранные прихожане и внимали плавно льющимся речам серорясого проповедника:
-- ...не то богатство, что укрыли в горшках, да спрятали в земле, не золото, не серебро, не каменья самоцветные - они есть кровь и смерть братьев ваших, позор дочерей и жен, ненависть детей и проклятие внуков. Лишь вера, любовь и милосердие - путь к Создателю, милостивому и всемогущему. Спасите свои души, осветите истинной верой, ибо мир полон демонов, искушающих плоть нашу...
'Да, да, расскажи-ка ты это голодной Тави да ее сестренке. О милосердии Создателя и демонах, искушающих слабую плоть, да еще и заставляющих ею приторговывать; герцогам да баронам пресыщенным, чтобы роздали злато да каменья самоцветные, поделились с бедными, накормили, да покаялись в своих грехах во славу Создателя. Иль купцам, чтобы те не молились день и ночь тельцу золотому, а отнесли его в храм Божий и во славу его...' -- пронеслось в голове Леона.
Он уже хотел выйти вон, но тут поймал на себе участливый, понимающий взгляд. Удивленно осмотрелся. По затылку и спине пробежал холодок. На него, с алтаря, живыми глазами смотрел Создатель. Как бы беззвучно говоря: 'Я дал душу, дал жизнь, свободу воли и право каждому выбирать, но ты пока не понимаешь,.. твой час еще не пробил... Ступай, но знай - придет время...'
Это прозвучало настолько явственно и в то же время по-человечески просто, словно пожурил добрый мудрый учитель.
Выйдя из часовни, юноша некоторое время стоял, силясь понять, что же произошло: 'Неужто пригрезилось?'
-- Вижу, ты, господин, слышал слово, -- Леон посмотрел на нищего, недавно советовавшего зайти в храм. Губы старика вновь дрогнули.
-- Создатель обращается лишь к избранным. Это великая честь...Но кому многое дано - с того многое и спросится. Запомни, свет всегда отбрасывает тень... Берегись. Теперь на тебя обратит внимание и Трехглавый...
-- Да ну тебя! - фыркнул Леон, и, не дослушав, побрел прочь. - Чушь все это! Вот взять хотя бы Азиса - всю жизнь поклонялся лишь деньгам. Ну и... -- был наказан неверностью жены, чужим ребенком, неразделенной любовью и муками ревности... Наказан кем? Перуном? Создателем? Трехглавым?
Окончательно запутавшись, зло сплюнув, юноша направился к огромному камню, лежавшему на могиле рыцарей, погибших в минувшей войне в ущелье Дракона.
Оризис почти утонул за горизонтом. Тени стали неуклюже длинными, а птицы пугливо умолкли. Быстро смеркалось. Где-то вдали, на кладбище, что за прошедшие годы выросло в несколько раз, сразу за надгробьем, мерзко захохотала ночная дрофа. И вновь, по спине пробежал нехороший холодок.
'Пора возвращаться, -- подумал Леон. - А то в темноте, чего доброго, можно и ногу подвернуть. Только гляну на могилу, и все...'
На камне был высечен лишь знак Создателя. Грубо, но глубоко, на века.
Всех, покоящихся здесь, убил его отец - Светлый Рыцарь Создателя. Пускай не сам, но по его воле. Подвиг или великое злодеяние? Как понять? Или не сделай он этого, смертей было бы намного больше? Душа, жизнь, свобода воли? А судья, кто? Совесть? Создатель? Император?
За спиной раздался шорох. Леон хотел обернуться, но не успел. Шею обхватила кожаная удавка. Из глаз снопом брызнули искры, зазвенело в ушах... В штанах стало горячо, потекло по ногам. Максимально напрягая мышцы, он попытался правой рукой ослабить путы. Упав на колени, левой рукой нырнул за голенище, нащупал серебряную вязь рукоятки и извернувшись, быстро ткнул кинжалом себе за спину и вверх. Похоже попал... Стало легче дышать, послышались похожие на змеиное шипение и кошачий визг, звуки.
Резко встал, и еще раз, изо всех сил ударил в то место, где должна быть голова невидимого врага. Лезвие вошло так глубоко, что выдернуть сразу не удалось. Грузное тело медленно осело на землю.
Леона вывернуло наизнанку, руки и ноги дрожали, в ушах гудел набат, а глаза отказывались видеть. Он вновь упал на колени. Желудок, раз за разом, сотрясали безудержные спазмы, ручьями текли слезы. Опять трудно стало дышать. Воздух со свистом проникал в легкие, еще с большим трудом его удавалось выдавить обратно.
Сколько прошло времени, пока стало полегче, юноша не знал. Только на небе уже сияли звезды, да Тая соперничала в своем блеске с хвастливым Небесным Драконом. Прохладный ночной ветерок просушил пот, обильно оросивший лицо. Леону ужас как не хотелось смотреть на лежащее у ног тело. Но делать нечего -- обязательно нужно забрать кинжал, спасший жизнь. По нему могут найти владельца.
Сжав губы и с трудом сдерживая вновь нахлынувшую тошноту, нагнулся. Ухватившись за торчащую в глазнице рукоять, сильно дернул и отвернулся -- его пыталась задушить толстая пожилая баба. Сильная, но не достаточно ловкая и подвижная. Лишь потому удалось выжить.
Вонзив лезвие пару раз в землю, чтобы очистить от крови, вернул кинжал на прежнее место за
