Стася
Иван Николаич тогда сказал мне: «Ты, девонька, не бойся, я все решу. Ради памяти мамы твоей, которая, сама знаешь, что для меня значила».
А я — что, я тогда только о смерти и думала. Да и сейчас не знаю, зачем мне жить-то на земле, когда всех моих Господь к себе забрал. А тут — Малыш! Себя, говорит, убью, если ты… Ну, как его бросить, грех еще один на душу мою, не отмоленную!
А Иван Николаич потом и говорит: «Все отдать придется, чтоб тебя от тюрьмы оградить. Потому как тебя тоже подозревают».
А я — что, я тогда вены вскрыла, да спасли опять, я в лежку лежала, отдавайте, говорю, что хотите делайте.
Потом узнала, куда все ушло. Да только поздно уже было. Все ему и досталось. Обманул он меня. Я, когда Митиного отца посадили, понимать что-то начала. Уж больно Иван Николаич засуетился. Друг дома. Как себе мама ему доверяла. В курсе всех дел наших был.
А он потом мне и говорит: «Долги, оказывается, за матерью твоей большие. Серьезным людям она задолжала. Я все на себя взял. Поручился. Но ты помочь должна».
Так я и стала «герыч» от него клиентам таскать.
— Ты не переживай, девонька, я всегда буду с тобой. Всего-то лет пять поработать нужно, а там, глядишь, и долг наш уйдет — говорит.
А еще: «Никто тебя не тронет, ничего опасного, уверяю». А потом: «Ты так похожа на маму. Когда тебя вижу — все во мне переворачивается».
А я — что. И во мне все переворачивается, когда его вижу. Теперь-то я уже поняла, только поздно. Нет никакого долга, выдумал он. Только я все равно «герыч» таскаю, деньги нужны, да и привыкла. И потом — какая разница. Может, придумаю, как его убить, а может — меня, наконец, кто пристрелит, все ж — не сама.
Стаська переоделась в привычное — джинсы, свитер. Взяла из бара литровку коньяку. Подумав, взяла еще бутылку джина. «Не обеднеет Николаич», — усмехнулась. И ушла.
А белая пушистая лисья шкурка осталась на полу, брошенная.
Чпок
Давненько у Митюхи не была, а все та же Золушка двери открывает. Как же ее звать-то? Ах да, Лялька! Ну и хорошо, зато хоть есть кому в доме прибраться.
Стаська вошла в шумную, задымленную гостиную и торжественно водрузила на стол бутылку коньяка и бутылку джина. Компания приветствовала ее шумно, соскучились. Красивый брюнет, игравший на гитаре, заулыбался ей, закивал, но песни не прервал, а наоборот, запел с еще большим воодушевлением.
Стася присела рядом с Митюхой. Краем глаза отметила дремавшего Малыша. Охраняющую его сон Ляльку. Остальные не привлекли ее внимания, всё как всегда, ну и хорошо.
— Устала я, Мить, отдохнуть хочу, — тихонько сказала она.
— Оставайся, — ответил он, помедлив.
— Так я сегодня и останусь.
— Стась. Я давно хотел сказать тебе. Ты. Короче, оставайся насовсем! — выпалил он полушепотом. — Комнат хватит — прибавил он поспешно.
— Комнат, говоришь, хватит, — печально усмехнулась она. — А как же ляльки твои, золушки? А дружки твои, а праздник каждый день?
— Хочешь, всех выгоню к чертям? Только уходи ты оттуда, богом тебя прошу! Ничего он тебе не сделает!
— Тебе зато сделает, Митя. А я потом себе не прощу. Смерть вокруг меня бродит, сам знаешь.
— Ерунда вокруг тебя бродит! Чушь да блажь! Судьбу испытываешь. Все сама напридумывала, только и знаешь, что себя попусту виноватить! — Митюха совсем расстроился и непроизвольно повысил голос.
Тут певец отложил гитару и через стол потянулся к Стасе.
— Стасенька, душа моя, любовь моя безответная! Что ты тратишь время на этого отшельника! Обрати пресветлые очи на меня, вечного раба твоего.
Стаська, как за спасательный круг, схватилась за нового собеседника, вытягивая себя из мутного диалога с Митюхой, и ответила: «А что, мил дружочек Вовочка, не сделаешь ли ты мне „чпок“?»
Лялька при этих словах скабрезно захихикала, но осеклась, увидев, что реакция окружающих совсем иная. Народ оживился и радостно подхватил:
— И вправду, раз джин есть, то «чпок» самое милое дело — молодец, Стасендра!
— А газировка-то есть? — деловито осведомился Вовка.
Газировка нашлась в одном из пакетов с подношениями к вечерней трапезе.
— Отлично! — жизнерадостно воскликнул Вовка, вскрывая обе бутыли. — Давайте-ка ваши стаканы!
Мгновенно рядом с ним выстроилась шеренга разнокалиберной посуды.
Вовка первым взял Стаськин стакан и совершил с ним такую манипуляцию, которую Ляльке еще видеть не доводилось. Сначала он налил туда немного джина. Потом добавил газировку и, раскрутив стакан, со всей силы хлопнул ладонью по его верхнему краю. Пузырьки мгновенно устремились ввысь. Вовка протянул стакан Стаське со словами: «Шейте, доктор Борменталь, кожу мгновенно!»
Стася засмеялась и выпила жидкость залпом. Далее эту увлекательную процедуру повторяли вновь и вновь, и Лялька смогла оценить быстроту воздействия свежегазированного спиртного на организм. Стало чрезвычайно весело. Кроме того, Вовка и Стася были в ударе и, похоже, собирались развлекать присутствующих до утра. Вначале они травили анекдотики. Потом распевали песни. Малыш проснулся и схватил вторую гитару. Распалившись «чпоком», Вовка выхватил из кармана свой паспорт и, смачно шлепнув им по столу, вскричал:
— Стася, любовь моя! Поехали сей же час жениться!
Компания покатилась со смеху — было три часа ночи. Но Стася, однако, не растерялась и, добыв из каких-то карманов свой паспорт, бросила его поверх Вовкиного.
— А поехали! — воскликнула она.
Вовка схватил ее на руки и под ликующие крики дружков понес в коридор. Через секунду хлопнула входная дверь.
Лялька покосилась на Малыша — какова будет реакция на содеянное? Но Малыш был благодушен, ленив и мил.
— Хорошо, что у нее сейчас гипса нет, — хихикнул он.
— Гипса? Какого гипса? — изумилась Лялька.
— Медицинского, — пояснил Малыш. — Она в прошлом году ногу сломала, а Вовка ей гипс прокусил — в доказательство своей любви. Он вообще хороший малый, только с тараканами. Ну, полная башка тараканов у него. Его родной брат, кстати, очень знаменитый писатель. А Вовка ничем его не хуже, он даже лучше пишет, поверь мне, я читал. А работает до сих пор в кочегарке! Принципы у него такие — ничего на потребу толпе.
— Слушай, как думаешь, они что, и вправду жениться поедут? — недоумевала Лялька.
— Аха-ха! Да нет, конечно! Их паспорта-то здесь, на столе остались. Покатаются на лимузине — Вовка это развлечение обожает — и вернутся!
— И ты за нее нисколько не беспокоишься? — не выдержала Лялька, хотя понимала, что спрашивает лишнее.
